– Керри, ты… – он покачал головой. – Ты сильная.

Керидвен поняла, что сейчас заплачет. Она закусила губу и постаралась, чтобы голос не дрожал.

– Я сильная. И если ты думаешь, что я буду стоять и смотреть, как тебя жрут…

Блейз отлепился от стенки.

– Керри… прости, Керри… – он оттолкнул ее и побежал обратно.

– А ну стой! – Керидвен кинулась за ним, схватила за шиворот – и тут черная вспышка смела все.

Стен вокруг больше не было. Света тоже не было. Сверху не было ничего. Внизу было что-то твердое, и на твердом, не шевелясь, лежал Блейз. Керидвен прижалась ухом к груди – сердце билось. У нее немного отлегло. Живой. Все поправимо, пока живой.

– Блейз! – позвала она.

Он не отзывался. И что теперь? Неужели все?

Нет, не все.

Керидвен встала, уперла руки в боки, подняла голову и изо всех сил заорала в никуда:

– Эльфин! Эльфин! Эльфин!

Из ниоткуда пушечным ядром вылетел огромный ком, размазался о землю, как кусок теста о печь, опять собрался, покатился, замелькали руки-ноги-голова-пятнистая шкура-усы-хвост, Керидвен моргнула – на земле, припав на одно колено и тяжело дыша, как пловец после нырка, возник Эльфин.

– Сспасибо, – сквозь зубы выдохнул он. – Очень вовремя.

Он поднялся и принялся какими-то кошачьими движениями отряхиваться.

– Что случилось? – спросила Керидвен.

Эльфин оскалился:

– Кое-чье желание исполнилось.

Короткие соломенные волосы у него стояли дыбом и только что не искрили.

– С вами все в порядке? – спросила Керидвен.

Если еще и дану тронулся…

Эльфин выпрямился:

– Прошу прощения, – он опять оскалился. – Нес-сколько вовлекся. – Он одернул манжет и опять стал выглядеть как джентльмен с открытки. Только тени вокруг него светлели, как разбавленные водой, и становились из чернильных серыми. – Как ваш брат?

– Он… не хотел возвращаться. – Керидвен механически погладила Блейза по голове. Эльфин опустился на одно колено рядом с ним.

– Понятно, – сказал дану. Он задумался. – Есть ли у вас место, которое одинаково дорого вам обоим? Какое-то общее воспоминание, может быть?

– Наш дом, – не задумываясь, ответила Керидвен.

– Отлично, – Эльфин без усилия вздернул Блейза за шиворот. Тот повис, как марионетка. – Закройте глаза и подумайте о нем, пожалуйста.

Керидвен повиновалась. Она закрыла глаза и попыталась представить их дом с соломенной крышей, яблоню на заднем дворе, плющ, обвивший стену, каменную изгородь – из нее опять выпадает кладка, когда Блейз заменит ее, наконец! – ощутила толчок в спину, и чуть не упала носом в розовый куст, запнувшись о клумбу.

Одуряюще пахло влажной землей, травой, дымом, навозом и розовыми лепестками.

Они были дома.

– Что теперь? – спросила Керидвен, когда они вошли внутрь и уложили Блейза на узкую постель в его спальне.

Эльфин вздохнул.

– Теперь вам нужно его позвать. Думайте о нем. Говорите что-нибудь. Я попробую посмотреть, где он.

Он наклонился к камину. Пламя вспыхнуло мгновенно.

Сам он развернул кресло от камина, уселся ближе к огню и застыл, опустив веки, с неестественно прямой спиной.

Керидвен вздохнула, присела на край постели, взяла Блейза за руку и начала напевать:

– В чащобе чертог высокий стоит,

Я слышал небес колокольный звон,

Траурным пурпуром весь он укрыт.

И Бога люблю я превыше всего.

Эльфин вздрогнул и открыл глаза:

– Простите, это что?

– Это кэроль, – сказала Керидвен. – Мама пела… пока жива была. – Она нахмурилась. – Это подойдет?

– Более, чем. – Он поерзал в кресле. – Знающая женщина была ваша матушка, что еще сказать… – он потер лоб, будто у него разболелась голова. – Продолжайте, пожалуйста.

Она спела про ложе, которое стоит посреди чертога, и про алый покров, и про поток без берегов, в котором текут вода и кровь. Когда она запела про терновник, который не увядает с первого Рождества, Блейз пошевелился. А когда она спела про луну, он очнулся.