На аэродром въехали и покатили к «Киев-граду» автомобиль генерала Браульбарса, набитый золотыми эполетами, «паккард» Брутеня, превращенный изящнейшими пассажирками в подобие цветочной корзины, и три пролетки с фотографами и газетчиками.

Все шумное общество окружило аэроплан и обернулось с аплодисментами к медленно подходящему Казаринову. Все старались попасть в кадр вместе с самолетом и летчиком. Один только Брутень смотрел в сторону, туда, где только что приземлилась Лидия.

Генерал Браульбарс принял картинную позу.

– Милостивые государыни и милостивые государи! Сегодня мы провожаем в дерзновенный полет отважного авиатора Казаринова, который вознамерился умножить славу двуглавого орла по всем странам!

Среди журналистов ехидное перешептывание:

– Сладко поет Браульбарс… А какая страна лежит между русскими столицами, господа? Никто не знает?.. Монголия?.. Папуазия?..

Павел Павлович уже занял место в кабине, надел шлем, обмотал шею шарфом. Задумчивый и важный к нему подошел беллетрист-спортсмен Вышко-Вершковский.

– Для чего вы летите, Казаринов? – сакраментальный вопрос.

– Только лишь для блага моей родины, – тихо отвечает пилот.

– Мы верим в славу и мощь наших русских чудо-богатырей! – продолжал ораторствовать генерал Браульбарс. – Унзере гешихте… извините, господа, я волновайтсь перед историей…

– Лучше бы денег дали на историю! – вдруг громко перебил генерала юный техник Юра Четверкин.

Газетчики охотно осклабились, застрочили вечными ручками. Генерал остался стоять с открытым ртом. Казаринов махнул рукой:

– Пускайте!

В одной из пролеток «в группе девушек нервных, в остром обществе дамском» сидел с лорнетом поэт-декадент Царевококшайский.

– Джулиус, в небо, – томно позвала змееподобная фаворитка.

– Чувствую демонический зов, – проговорил поэт. – Земля, голубой шарик…

Взревел мотор «Киев-града».

Дамы замахали белыми шарфами.

– Свят, свят, свят, – тайком крестился о. Илья.

К Лидии подошел Брутень. Он был бледен и кусал губы.

– Газетчики, фотографы, речи… – нервно заговорил он. – Как они быстро забыли Мациевича, Руднева, Пиотровского… Лида, мне что-то не нравится в этом полете, надо остановить Павла. Я дам ему денег, продам «паккард», я сам, наконец, полечу…

– Замолчи, Валерьян, – сказала Задорова. – Поздно спохватился.

Пока разбегается самолет и волнуются провожающие, мы слышим тихие переговоры полковника Отсебятникова и его агентов.

– Ваше высокобла…

– Убью, мерзавцы!

– Пардон, месье Отсебятников, но Пирамиды здесь нет.

– Фотографируйте всех, кто подходит к Лидии.

Лидия идет по аэродрому, следя за самолетом Казаринова. За ней как тень тянется Юра Четверкин. Он тоже смотрит в небо, и на лице его, как в зеркале, отражаются чувства Лидии.

Лидия и Вышко-Вершковский.

Лидия и дамы.

Лидия приближается к Ивану Задорову. Они о чем-то тихо переговариваются. Лицо девушки вдруг искажается ужасом. Тишину, в которой слышалось лишь щелканье полицейских фотоаппаратов, прорезает отчаянный крик Юры Четверкина:

– Мотор остановился!

Дым, странный призрачный дым стелется по аэродрому, и сквозь него мы видим фигуры бегущих, охваченных ужасом и отчаянием людей… Дым, дым, дым…

– Вчерашняя катастрофа обернулась для нас удачей, ваше превосходительство, – докладывает полковник Отсебятников генералу. – Меня давно тянуло на завод «Дедал». Я чувствовал это аве ле нэз, как говорится, носом… – он рассыпал на столе снимки.

Генерал морщился от подагрических болей и мигрени.

– От вас, полковник, разит, как от ломового извозчика…

Полковник хохотнул:

– Тайная война, Иллиодор Борисович! Итак, Пирамида пригрелся на «Дедале» под видом обер-мастера. Взгляните на братца с сестрицей. Каково?