Чем же платило родное государство за такой каторжный труд? Хорошо помню себя идущим от колхозного амбара с шестнадцатью килограммами пшеницы, которые мы вдвоём с матерью заработали за целый 1950 год. И этого зерна должно было хватить на предстоящую зиму. Каково?

В первые послевоенные годы мы не знали вкуса настоящего хлеба. Выручала картошка. Слава богу, она в те годы давала хорошие урожаи. «Хлеб» выпекали из тёртой сырой картошки с добавлением буквально горсти муки на ведро подготовленной картофельной массы. Крахмал иногда из приготовленной смеси изымали. Дрожжей не знали, а для закваски использовали тесто от предыдущей выпечки, которое хранили в специально предназначенной для этого стеклянной или глиняной посуде, как правило, за иконами в святом углу. Выпекали «хлеб» на целую неделю, так как времени не было, чтобы заниматься выпечкой чаще, а потом и из-за того, что совершенно не было дров для нагревания печи. Соломы и той было мало, да и длительность процесса подготовки печи занимала очень большое время. Этот «хлеб» горячим был вполне съедобным, но после остывания на второй и последующие дни превращался в плотную синевато-тёмную массу без особого желания её употреблять. А куда денешься, когда другого хлеба нет и не будет, а голод нужно чем-то утолить, есть-то хотелось постоянно. Однажды мать совместно с другими сельскими женщинами и мужчинами предприняла поездку на перекладных в южные районы страны (на Украину) в надежде привезти хоть немного зерна, выменяв его на то, что можно было взять из дома, а что возьмёшь из нашей нищеты? Попытка облегчить страдания детей была неудачной, мать долго помнила эту поездку на буферах товарных вагонов и больше отправляться в такие рискованные операции не соглашалась.

Где-то с лета 1948 года начали предприниматься попытки вывезти на продажу излишки картошки. Проблема была в доставке её к месту реализации. Районный центр, Карачев, отпадал из потенциальных покупателей, так как кругом была своя картошка; Навля была примерно в таком же положении, как и Карачев, хотя мы туда с дядей и ездили два раза. Основным потребителем этого продукта был Брянск, значительная часть населения которого работала на восстанавливаемых промышленных предприятиях и, естественно, сельским хозяйством не занималась. Но до Брянска нужно было преодолеть более 60 километров. В качестве транспорта за доступную плату водителю подряжались автомашины, едущие из Навли за бензином в Карачев. Картошка в мешках грузилась поверх пустых бочек, ну а мы устраивались ещё выше. Разве можно было говорить при таких перевозках о безопасности людей? Не единожды на ухабах слетали с такой верхотуры, но бог миловал – отделывались лишь ушибами. Поэтому такие поездки требовали определённого самообладания. Для меня так и осталось загадкой, почему в Навле, районном центре и крупном железнодорожном узле, не было своей нефтебазы, а все нефтепродукты для Навлинского района везли по бездорожью за 50 километров из Карачева. Для нас же это было благо, ибо всякий другой транспорт на наших просёлочных дорогах отсутствовал. Иногда смелые водители, дабы подзаработать, выгружали пустые бочки посреди села, а кузов полностью загружался мешками. Милиция, хотя и редко, но всё же останавливала такие «поезда», наказывала водителей, но ради заработка они продолжали рисковать. У меня в памяти остался случай, когда у нашей слишком перегруженной полуторки лопнули оба задних правых колеса как раз напротив милиции при въезде в Брянск. Возню водителя с заменой колёс, конечно же, заметили и нас отбуксировали прямо во двор отделения милиции. Но к чести милиции они заставили водителя после замены колёс всё-таки довезти наш груз до рынка на Брянске 2-м. Понимали нужду, ибо сами были из таких же горемычных.