Она видела и себя с мужем, и у него была… голова Байрона! Другие пришедшие на память мужчины в картинах не удерживались. Ее смущал такой хотя и невинный, но все же блуд. Но это была ее тайна, тот самый «скелет в шкафу». Она фыркнула, зевнула и заснула….

Анна с Бетси шли по балкону над залом салона.

– Бетси, хочу знать наперед: мы будем откровенны друг сдругом?

– Я смогу. А почему спрашиваешь?

Они остановились.

– Эти эротические книги. Ты ведь не случайно мне их дала?

Бетси прислонилась к балюстраде. Задумалась, будто собираясь с мыслями..

– Не случайно. Скажи, ты ведь знаешь, что говорят обо мне и Тушкевиче?

– Да.

– Это правда, но, как говорится, свечку никто не держал.

– А это важно?

– Важнее всего. Делаешь вид, что это только слухи и как бы тишь да гладь!

– Ты влюблена в Тушкевича?

– Милая Анна! Главное, что ни я не влюблена в Тверского, ни он в меня. Но сейчас я имею то, что мне нужно: и взаимную страсть, и штиль в семье. Князь, кстати, тоже не скучает. Его любовница жена пароходчика Савельева, урожденная графиня Львова.

– А книги?

Бетси спросила после секундной паузы:

– Анна, ты счастлива? Только откровенно.

Анна молчала.

– Понимаю. «Он порядочный, заботливый, добрый». А страсть между вами есть?! Не забывай, мы договорились и это сугубо между нами.

– А почему думаешь, что нет? Я всем довольна с Алексеем Александровичем.

Бетси улыбнулась.

– Но если страсти нет, то рано или поздно появится и твой Тушкевич. И лучше не зачахнуть, не познав радости страстного соития. Вот я и хотела тебя разбудить. Потому что лучше сделать ошибку и потом сожалеть, чем мучиться всю жизнь от того, что ее не сделала. Ну, а если я ошиблась и ты счастлива с мужем во всех смыслах, то и слава богу и никакие книги твое счастье не нарушат.

…Анна ехала домой, была встревожена.

«Да, у нас с мужем нет страсти, как в книгах. Но и не влекло ни к кому другому… пока!»

Она отогнала эти мысли и стала думать о предстоящей поездке в Москву с ответственной миссией в семью брата.

«…Вронский… захотел еще раз взглянуть на нее —потому, что в выражении миловидного лица… было что-то особенно ласковое и нежное. … свет в глазах… светился против ее воли в чуть заметной улыбке…»

Мысли, которые занимали Анну и Алексея, отличались.

«Не красавец, но благороден, смотрел с интересом…».

«Хороша, было бы приятно ее… И заманчиво, такая недоступная…»

Но было и общее: их обоих «зацепило», но они даже не подозревали об этом…

«…XXIII

…Бал… Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск… Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен…

…XXIX

«Ну, все кончено, и слава богу!»…

«… увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому»…

В Бологом она вышла освежиться…

…XXX

«– Вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы, – сказал он, – я не могу иначе… … она чувством поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и она была испугана и счастлива этим.»

Анна вернулась в вагон. Аннушка дремала в кресле. Она с руками укрылась пледом и прикрыла глаза. Разговор с Вронским не оставил сомнений: он признался в любви, а значит, хочет быть ее любовником! А она?!

«Это исключено, но…»

Анна вновь и вновь перебирала в мыслях все моменты общения с ним и погрузилась в сладостную дрему: она опять в позе, но на ней уже не муж с лицом Байрона, а уже Вронский, смотрит своим преданным и восторженным взором… Она ощутила позывы «внизу» и непроизвольно просунула руку под юбки, под белье…

…Она проснулась: ее тормошила Аннушка:

– Анна Аркадьевна, простите, но Вы так стонете!