Перед глазами замаячили баулы, потому что при всем желании я не смогу терпеть унижения.

- Если я вас правильно поняла, вы считаете, что то воспитание, образование, которое я получила, нравственные принципы, мораль – это все не подходит для вашей дочери? – изо всех сил пытаясь держать лицо, уточняю я. И наталкиваюсь на откровенно изучающий взгляд. Заинтересованный. Такой, каким энтомолог рассматривает новую козявку, попавшуюся ему на глаза.

- Я этого не сказал, - окончательно путая меня, заявил Вяземский. – Мне кажется, вы не умеете делать правильные выводы из того, что услышали.

Я тупая? И опять этот пристальный взгляд. Да он издевается?! И у меня внутри просыпается вулкан. Или ты, гад такой, меня увольняешь, или я иду работать! Но понимаю, чтобы работать, я должна как-то этот момент пережить и понять, чего он хочет. Ведь если бы позвал меня, чтоб уволить, то с этого бы и начал. А так к чему тратить свое драгоценное время на непонятные разговоры?

- Я уверена, что неправильные выводы можно сделать из всего, было бы желание. Как и обвинить в этом. Хотелось бы просто конкретного диалога. Что я сделала не так, раз вы меня сюда пригласили.

Внутри я стала похожа на гончую перед охотой – напряжена была каждая мышца. Я ждала чего-то в духе Илоны – вы мне не подруга и не важная персона, чтобы приглашать. Но пронесло.

- Я хотел бы услышать от вас, что вы сделали не так, - ни единым мускулом на лице он не отреагировал на мой выпад и снова заставил напрячься.

- Исходя из того, что Илона Эдуардовна вменила мне в вину, могу только предположить, что вас не устраивают мои принципы воспитания. А именно, барский ребенок должен с детских лет приучаться командовать прислугой. Но простите. Если он не приучится убирать за собой сейчас, то потом будет сложно объяснить, почему в ресторане или на приеме нельзя бросать на пол салфетки или еду.

- Вы путаете простые вещи. Дома ребенок делает, что хочет. А в обществе есть нормы приличия.

Черт! Да он точно издевается! Я выдохнула.

- Хочу напомнить о том, что большое начинается с малого. И гувернантка приходит и уходит, а вам потом расхлебывать последствия вот такой политики!

- То есть, вы считаете, что ребенка нужно ограничивать в свободе действий?!

- Если эта свобода нарушает свободу другого человека, то да. Кажется, еще Цицерон об этом говорил.

- И Бакунин тоже. Знаете такого? – теперь Вяземский решил меня еще и проэкзаменовать.

- Не имею чести лично быть знакомой. Один из теоретиков анархизма скончался задолго до моего появления на свет, - от расстройства я уже не выдержала и на издевку решила ответить тем же. И приготовилась услышать: «Мы вынуждены с вами попрощаться!»

Однако Вяземский вместо этого удовлетворенно хмыкнул.

- Ну тогда руководствуйтесь этим постулатом в воспитании моей дочери. Я больше вас не задерживаю.

И что мне теперь?! Щелкнуть каблуками, вытянуться в струнку, приложить руку к голове и рявкнуть: «Слушаюсь, Ваше Благородие»? В голову ничего другого не приходило, поэтому от греха подальше я только кивнула головой и постаралась не слишком торопливо выскочить за дверь.

За дверью я попыталась выдохнуть, но меня колотила нервная дрожь. Я задавала себе вопрос: «А что, собственно, это было?», но ответа на него не было. Чертов иезуит!

Вместо того, чтоб сказать, что тоже считает не лишним ограничивать свободу гиперактивного чада, так он предпочел помудрствовать. «Руководствуйтесь этим постулатом».

И где та граница, которая отделяет свободу Луши от чьей-либо другой?! Не получу ли очередную выволочку?!

Похоже, мои мысли насчет минного поля были прямо в точку. Ведь то, что сейчас произошло, произошло против воли цацы Илоны. А значит…