– Дети любят купаться, – добродушно кивает Линара, осторожно касаясь Марка мягкой губкой.

– Да-да, – мычу что-то нечленораздельное, пытаясь отвести взгляд от выреза нянькиной майки. Мать вашу…

– Поднимаем, – снова раздается команда. И я вздрагиваю от неожиданности. Немного прибалдел, наблюдая за Марком и его нянькой.

– Давайте, – приказывает мне девчонка. А я держу мокрого сына на руках и трясусь от страха. Упаси бог, упадет. Расставляю пальцы пошире.

– Только не крутись, Марк, – шепчу сыну.

– Он еще переворачиваться не умеет, – улыбается нянька, заворачивая малыша в пушистое полотенце.

– Да? – настороженно тяну я. – А когда научится?

– Нескоро еще, месяца в четыре или в пять.

– У нас все идет по плану? – спрашиваю строго. – Задержек в развитии нет?

– Все хорошо, – улыбается Линара, укладывая Марка на пеленальный столик. – Хотите, можете сами убаюкать Марка.

– А вы? – ужасаюсь только от мысли, что она может сейчас уйти и оставить меня наедине с Марком.

– Я здесь, – весело сообщает нянька. – Никуда не уйду. Вдруг что-то понадобится.

– Правильный подход, – с облегчением киваю я, наблюдая, как Линара вытирает малыша и одевает на него тонкий трикотажный комбез.

Беру на руки сына. Качаю потихоньку. И стараюсь вспомнить хоть какую-то песенку, подходящую под колыбельную. Но кроме похабной «Что-то барсук повесил на сук» ничего не вспоминается.

И чтобы не облажаться по полной, тихо пою.

– Здесь вам не равнины, здесь климат иной…

– Знал бы Владимир Семенович, что написал колыбельную, – тихо хмыкает нянька.

Толковая девица. Даже про Высоцкого знает. Мои телки о нем и не слышали. Но я с ними обычно не разговариваю.

Накупанный розовощекий ребенок быстро засыпает у меня на руках. А я млею от счастья, ощущая тепло маленького тельца.

– Положите его в кроватку, – шепчет нянька. – Только осторожно.

«Милая моя, – хочется крикнуть ей. – Да что ты вообще знаешь об осторожности? Лежала когда-нибудь в засаде? Уходила от «хвоста» на дикой скорости? Бывала хоть раз на допросе, где нужно подумать, прежде чем сказать «А»? «Б» из тебя потом вытянут, что и глазом моргнуть не успеешь!»

Не дыша, кладу сына в кроватку. И тут же слышу над ухом писк.

– Головку, головку поддерживайте!

Чувствую легкое прикосновение. Линара, будто обжегшись, убирает руку в сторону. Но мне и этого достаточно. Кожу словно опаляет напалмом, а в груди перехватывает дыхание.

Что же это творится, братцы-кролики?!

Исподволь смотрю на девчонку. Отвернулась маленькая зараза. Но даже отсюда видны пунцовые щеки и стиснутые кулачки.

«Значит, и тебя проняло, моя красавица? Ну да ничего… У меня-то хоть есть возможность снять стресс, а тебе придется туго этой ночью, – хмыкаю с неким злорадством и, выйдя из детской, звоню Аньке.

– Приезжай, кисуль. Я скучаю…

Мою постоянную любовницу уговаривать не надо.

– Через полчаса буду, – тут же соглашается она и добавляет капризно. – Достань мое любимое вино и набери ванну.

– Яволь! – фыркаю я и, закончив разговор, передаю Анькины требования Элле.

Слышу, как суетится прислуга. Из моей ванной доносится шум воды, бьющейся о дно джакузи. Наверняка Элла сейчас устроит поляну. Нарежет сырок, хамон и фрукты. Все разложит красиво. Романтик, мать вашу!

Безотчетно представляю накрытый столик в моей спальне и чувствую, как к горлу подступает комок. Не хочу. До тошноты. До отвращения.

Отменить Анькин визит ничего не стоит.

– Важная стрелка, кисуль, – вру по привычке. – Пацаны вызвали. Уже выехал.

– Ладно, – разочарованно вздыхает девица, настроившаяся на жаркую ночку. – Позвони, когда вернешься. Я прибегу.

«Все вы прибежите, только помани, – морщусь я, неожиданно свирепея. – Вот какого рожна тебе надо, Сережа. Зачем отменил визит телки? Чтобы вздыхать о Линаре в свое удовольствие?»