— Мужик, ты…

— Я тебе не мужик, мальчик, — режет браваду Михаила Амир, — давай не будем портить людям отдых. Эта девочка — моя. Поэтому тихо и мирно давай ты сейчас встанешь и уйдешь…

От смеси возмущения и шока я просто теряю дар речи. Просто сижу и хлопаю глазами.

Михаил усмехается. Похоже, «мальчик» не так прост и слабохарактерен, как показалось Амиру…

— Это с чего ты решил так? Если она твоя, то что делает у меня за столом уже битый час? Почему мужиков ищет в приложении? Значит, не такая уж твоя… Поделишься?

На последней провокации дерзкого собеседника желваки на лице Амира начинают ходить, как поршни, а на виске дергается венка.

Он глубоко вдыхает воздух, от чего его ноздри раздуваются. На самом деле, все это происходит за какие-то толики секунды, но я сейчас так напряжена, наэлектризована, что ловлю каждую его эмоцию, ничего не упускаю.

— То, зачем она здесь сидит, я сам у нее спрошу. Ты не волнуйся. Это уже мое дело. Тебе достаточно знать то, что если хочешь уйти на своих двоих, то самое время это сделать сейчас…

— Михаил… — вырывается у меня пискляво-пораженчески, — пожалуйста… Сделайте, как он говорит… Я прошу прощения, я…

— Замолчи, — осекает меня жестко Амир, даже не удостаивая взглядом, — встала и пошла на выход. Меня дождись, — цедит он через зубы.

— Придурочные, — слышу я хмурое, под нос, Михаила.

Пару мгновений колеблюсь — вставать или остаться… Почему вообще я должна слушать этого Каримова… Да, навязчивость Михаила мне неприятна, но это не дело Амира!

— Маша, — переводит на меня настолько красноречиво-безапелляционный взгляд Амир, что во рту сразу пересыхает, — я прошу тебя встать и уйти. Не унижай себя дальше компанией этого человека. Пожалуйста…

Последнее слово он говорит не прося. В нем на самом деле еще больше категоричности и приказа, чем во всех его повелениях до…

Я сглатываю ком в горле и быстро подрываюсь с места. Щеки горят. Мне кажется, что на нас смотрят абсолютно все посетители ресторана. Позор. Позорище просто…

Выхожу оттуда как оплеванная. О том, чтобы стоять-куковать у дверей и ждать Его величество, даже разговора нет. Еще чего…

Решительно иду прочь в направлении своего корпуса вдоль моря. Вся горю, и даже приятный бриз нисколько не охлаждает.

— Серьезно? — слышу позади до боли знакомый голос и прикрываю глаза на секунду, пытаясь совладать с неутихающим гневом. — Остановись, Маша!

— Что тебе нужно, Амир?! — резко разворачиваюсь, не сбавляя ход.

— Что мне нужно?! — усмехается он жестко, надвигаясь на меня. — Может, ты объяснишь, что это вообще было?

— Свидание, вот так это называется, — нервно хмыкаю.

— Ты хотела сказать, жесткий съём? Папика пришла себе приклеить в ресторан? И часто ты так ходишь — мужиков с кошельками цепляешь через «Мамбу»?

Во рту так много слов сейчас, слов возмущения, злости, боли… Мне так многое хочется ему на это ответить… И то, что это он — тот самый долбанный папик, которого я прицепила через «Мамбу», и этого опыта мне хватило на много-много лет, и о том, что это в интерпретации его семейки я продажная шкура, падкая только на его деньги…

— Это не твое дело, Амир, — выдавливаю бесцветно вместо тысячи слов пререканий и упреков. Нет смысла ему что-то доказывать.

— Не мое дело? — снова жесткая усмешка. — Он схватил тебя за лодыжку!

— Открою тебе страшный секрет, — деланно улыбаюсь ему, — я свободная, взрослая женщина, которую мужчины могут и трогать за лодыжку, и хватать, и делать еще много всего другого…

Слова вырываются из меня раньше, чем я думаю, но последствия пожинаю сразу. Он разрывает расстояние между нами в два счета, оказываясь неприлично близко.