Я знаю, что моё положение незавидное. Как только Аторов узнает, кто я есть на самом деле, он выставит меня за дверь. Оправдываться, объясняться я не стану, это слишком личное. А сам он не поймёт. Никто не поймёт.

Ксюша расслабляет пальчики, и крохотная ладошка раскрывается. Я убираю руку, тихо поднимаюсь, целую детскую макушку, поправляя одеяло, и в последний момент накидываю на ноги хозяина плед.

На секунду я задерживаюсь в комнате и разглядываю лицо Олега Фёдоровича. Определённо, он слишком мало отдыхает! Интересно, что случилось с его женой? Ксюша ни разу не поднимала эту тему. А сама я постеснялась спросить у Галины Андреевны. Ладно, это, в общем-то, неважно. По своей воле или по воле судьбы, но она покинула свою семью. И если она сделала это сама, то будет трижды дурой! Разве можно сознательно бросить такую славную кроху и её потерявшегося в этой жизни папочку?

Перед тем, как отправиться к себе в комнату, я спускаюсь по тёмной лестнице, зажигаю свет в кухне и наливаю стакан молока. Пока разогреваю его в микроволновке, внимательно наблюдая, чтобы не перегрелось, ничего вокруг не замечаю.

Потому, повернувшись к столу, пугаюсь не на шутку чёрной фигуры, застывшей в дверях. От неожиданности пальцы ослабевают, и стакан летит на пол, разбиваясь вдребезги.

– На счастье, Анна Евгеньевна! – усмехается Аторов, бросаясь мне на помощь.

Он собирает осколки. Я вытираю салфетками горячее молоко. Мы то и дело врезаемся то пальцами, то взглядами.

Сталь пугает меня. Холодная, словно неживая вовсе. До тех пор, пока Аторов вдруг не улыбается:

– Вы так испуганно смотрите, Анна Евгеньевна! – сетует он. – Словно боитесь, что я вычту это из вашего оклада.

– Ну что вы, вовсе нет, – издаю сдавленный смешок. – Я уверена, что именно так вы и поступите.

Он разражается смехом. Жизнерадостным, звонким. От которого моё напряжение становится лишь сильнее.

– Вот вы, значит, какого обо мне мнения? Считаете, я скряга?

– Нет. Считаю, что это было бы логично – вычесть из зарплаты сотрудника стоимость разбитого стакана.

– Анна Евгеньевна, миленькая, откровенно говоря, я же сам виноват в произошедшем. Если бы я обозначил своё присутствие, этого недоразумения удалось бы избежать. А я стоял истуканом и наблюдал за вами.

– Следили, значит? – с усмешкой спрашиваю у него.

– Наблюдал, – поправляет Аторов. – Вы абсолютно новый человек в моём доме, и мне интересно узнать вас поближе. Как своего сотрудника, как человека, который столько времени проводит с моим ребёнком. Ксюша очарована вами, и мне не терпится разгадать загадку и ответить на вопрос: «почему?».

– Не боитесь, что в конце этого пути вас будет ждать сплошное разочарование?

Мне не нравится, какой оборот начинает принимать этот ерундовый разговор. А ещё больше не нравится проникновенный взгляд мужчины. Сталь его глаз словно пробирается под кожу, скользит по венам, считывая зашифрованную в клетках ДНК информацию.

– Мне есть, о чём волноваться? – серьёзно спрашивает Аторов, проникая взглядом в мою душу. Мрачную, тоскливую, пустую. – Мне есть, о чём переживать, Аня?

Не знаю, каких неимоверных усилий мне стоит удержать его взгляд. И даже выдавить улыбку.

– Олег Фёдорович, вам не о чем волноваться. – тороплюсь я закрыть эту тему. Раз и навсегда. – Если бы вам было, о чём переживать, меня бы тут не было.

– Ах, да! Агентство! – загадочно улыбается хозяин дома. – Вы правы, Анна Евгеньевна. Я немного… нагнетаю обстановку. Такой уж человек. Просто моя дочь толком и не общалась так близко с женщинами, кроме Галины Андреевны, и я немного переживаю за её привязанность к вам.