— За бабушку боитесь? Не бойтесь, мои дочки старушек не жарят на углях, — подколол я, но Алла отреагировала вяло.

— Зато некоторые бабули с этим неплохо справляются, — прошептала несносная девка, но я на эти ее слова не особо внимание обратил.

— Нет, Алла Борисовна, едем в офис, — приказал я, — бабушке вашей я доплачу за неудобства.

— Ей не нужны деньги. Слушайте, вы меня наняли за детьми присматривать, а не быть вам личным шофером, — в ее голосе послышались напряженные нотки, даже, показалось, испуганные.

— Я не приказываю. Прошу, — посмотрел я на Аллу Борисовну совсем другими глазами.

Она, оказывается, очень симпатичная: глазищи синие, нос курносый и слегка конопатый, что придает лицу немного детское выражение, и капризно оттопыреная нижняя губка делает ее очень сексуальной. Я с трудом сдержался от желания укусить ее за эту розовую, похожую на вишенку губу. Твою мать, надо наведаться к Снежане спустить пар, я у нее уже месяц не был. Иначе скоро на всех бросаться стану. Даже на эту. . .

— Вы о чем задумались, вообще? И почему так на меня смотрите? — нарушила Алла повисшее в салоне автомобиля тягостное молчание. — Отвечайте, мне не по себе.

— И как же я, по-ашему, на вас смотрю?

— Словно сожрать хотите, — хмыкнула нахалка.

Я поспешно отвел глаза. Неужели у меня на лице написаны все мои мысли? Или она просто ведьма?

— Не льстите себе. Вы не в моем вкусе, — вредно ответил, с ужасом наблюдая за дорогой.

Алла Борисовна расслабленно крутила руль, вдавив педаль газа в пол и лавируя между несущимися по дороге машинами, хаотично перестраиваясь из ряда в ряд. Отвлекшись на созерцание ее красоты, я не сразу обратил внимание на ее манеру вождения, но сейчас почувствовал, что у меня на загривке дыбом встают волосы, а по телу толпами несутся ледяные мурашки.

— Тормози! — заорал я, не сводя взгляд со светофора, который подмигивал мне красным глазом.

— Тормоза придумали трусы, — хихикнула эта идиотка, на полной скорости пролетая в миллиметре от капота грузового монстра.

Боже, кому я доверил своих детей?

— Вы уволены… — прохрипел я, когда машина остановиларыльсь у крыльца концерна, и выпал из дурацкой машинки, чувствуя, как дрожат колени.

И, кстати, откуда она узнала, куда меня везти? Я ж не говорил ей адрес.

— А вы мне адрес еще в больнице сказали, — белозубо улыбнулась Алла, предвосхищая мой вопрос и пропустив мой месседж об увольнении. — Я отъеду ненадолго, чтобы не торчать тут, как волосок на лысине, позвоните, когда вас забрать.

— Вы не поняли. Я сказал — вы уволены. Скажите, куда заехать за девочками. И вы свободны, — зло выплюнул я.

Она дернула острым плечом, достала из захламленного бардачка обгрызенный карандаж и, мазнув по грифелю розовым язычком, накарябав адрес на жирной салфетке, протянула мне. Впервые в жизни няня не сбегала из моего дома с воплями и подпалинами в волосах и на теле, а я ее уволил. Так странно.

Алла Борисовна молча махнула мне тонкой ручкой и так газанула с места, что меня обдало облаком пыли и мелких камешков.

— Господи, слава богу. Больше я никогда не увижу эту адскую бабу, — подумал я, но сердце что-то предательски карябнуло.

Какая-то непонятная жалость. Прогнав ненужное чувство, я зашагал по ступеням крыльца, размышляя, кто же та тварь, которая продает мои идеи конкурентам. Найду и прилюдно колесую, чтоб другим неповадно было. Я, конечно, сам виноват — совсем забросил работу, но теперь я вернулся. И вернулся насовсем, а это значит, что никому не позволено так нагло и беспардонно распоряжаться моим делом, которое я поднял когда-то с нуля, вложив все, что у меня на тот момент было, даже старую отцову «Ауди» продал — последнее, что у меня осталось от родителей.