– Мне страшно, – не выдержал Ром, взглянув на собственную тень.

Жимми понимающе кивнул. Он не мог бы сказать, что ему самому не было страшно. Возникало ощущение, что забрались они туда, откуда уже нет возврата. Прикоснулись к запретному, за которое их настигнет такое наказание, перед которым померкнет даже поглотитель. Нигде ни следа или хотя бы лёгкого намёка, что здесь до них кто-то был. Нависающий потолок, позволявший стоять лишь согнувшись; гладкая, нетронутая пыль, отпечатавшая их следы, как доказательство преступления; стены, едва державшие навалившуюся на них огромную тяжесть – от всего этого бросало в трепет. Жимми вдруг представил, что они не в репозитарии, а в заваленной угольной шахте. Как-то Сиг откровенно признался, что этого он боится больше всего. Теперь Жимми понял, что он имел в виду. Страх гнал прочь отсюда, обратно в щель, быстрее на поверхность, под ослепляющий свет звезды на поглотителе.

– Мне тоже страшно, – неожиданно вырвалось у Жимми.

Он нервно отвёл луч от Рома, дабы третий на стене исчез, и осветил открытый у ног ящик с вывалившимся содержимым. Под слоем пыли угадывались прямоугольные листы, такие же, как на стеллажах верхнего уровня, но меньшего размера. Стряхнув пыль, Жимми снова ожидал увидеть непонятные схемы, но верхний лист был сплошь усеян ровными столбцами текста и таблиц. Казалось, он вырван из какой-то книги, но всё же на нём были не туманные знаки, а понятные буквы, сложенные в слова. Потерев лист о комбинезон и смахнув остатки пыли, Жимми начал читать шёпотом – для Рома:

– «Ежецикличная ведомость расходов материальных ресурсов и продовольствия для ознакомления с текущей обстановкой командира Лео Винтера от технолога по выживанию Поля Баррозу».

– Плевать я хотел на эти письмена! – вдруг вспылил Ром. – Ты же видишь, это какая-то ахинея! Я ничего не понимаю, и понимать не хочу! Мы должны немедленно убираться. Нас уже, наверное, давно хватились. Трай ищет меня. Здесь невыносимо, ещё мгновение – и я сойду с ума!

– Наберись терпения, Ром, – Жимми перевернул лист.

Но Ром неожиданно сломался. Голос его задрожал, он едва сдерживался, чтобы не зарыдать, и, схватив Жимми за локоть, вдруг взмолился:

– Отпусти меня, слышишь? Я больше не могу, здесь всё на меня давит. Ну зачем я тебе нужен? Эти стены… они сейчас рухнут. Наставники нам такого не простят! Это их тайны, и если кто сюда сунется, его обязательно раздавит. Или случится ещё один обвал, и нас замуруют навечно!

– Замолчи.

Но Рома уже было не остановить. Он внезапно оттолкнул Жимми и бросился прочь.

– Ром, стой! – выкрикнул Жимми, но в ответ лишь услышал, как стучат друг о друга камни. Через мгновение Ром уже карабкался по насыпи.

Взглянув на горы сваленных ящиков, Жимми хотел разозлиться на него и выкрикнуть вслед очередную угрозу, но вдруг ощутил отчётливый всплеск предчувствия, что он сюда ещё обязательно вернётся! Никто его не будет торопить, а все эти летописи станут понятны, как «Заветы жития». Жимми взглянул на зажатые в руке листы, хотел положить их обратно, но вдруг, неожиданно для себя, согнул гибкий пластик и, расстегнув верхний клапан комбинезона, спрятал за пазухой. Затем бросился вслед за Ромом.

Догнал он его только на верхнем уровне, и то лишь потому, что выйти они оба могли, только вновь приложив ладони к углублениям в стене. Ром пытался дотянуться до обеих вмятин одновременно, но для этого ему понадобилось бы вытянуть руки на вдвое большее расстояние.

– Успокойся! – Жимми обхватил его сзади, придавив к двери. – Мы сейчас выйдем, но только если ты полностью успокоишься.