Аяк задумался. Архитер… Ушу тоже говорила о редком носителе, покрытом густой шерстью, на четырёх тихих лапах, с крупной головой и двойными челюстями, одной внутри другой. Он мог бы согласиться с хранителем, тем более, что знал: архитеры очень скрытны и осторожны. Заметить их сложно, а вынудить ассимилироваться ещё сложнее. Но Аяк хорошо запомнил чёрную клешню. Такой клешни нет ни у одного носителя! И этот удар… Даже подражая тогу, никто не способен нанести такой мощный удар, от которого его собственный мозг едва не расплавился. Спорить с хранителем он не посмел, но решился сделать ещё одно предположение:
– Хранитель Хорхе, а не мог ли это быть кто-то из уже ассимилировавших особей? Из вернувшихся?
– Это уж совсем маловероятно. Скрестившись с носителем, особь получает большие возможности. Я всегда повторяю, что вместе вам доступны огромные дали. Затеряться в них легко, а найти путь обратно невозможно. Я не помню, чтобы кто-то, покинув наш лес, смог снова вернуться к Инкубатору. Мы для того и ассимилируемся, чтобы уходить и жить дальше. Я всегда радуюсь, когда вы находите своего носителя и уходите. И всегда повторяю: обходите место, где живёт опасность, а в остальном мире бесконечности вам ничего не грозит. Ты мне всё сказал? – хранитель вдруг открыл глаза и пристально посмотрел Аяку точно в лоб, будто пытаясь заглянуть в голову.
От этого взгляда Аяк сжался, не решаясь рассказать о полученном ударе и клешне. Он был уверен, что хранитель и на этот раз найдёт простое объяснение, а он будет выглядеть смешным. Да и Гад уже его заметил и, бросив занятие тогу, подбирался со спины короткими тихими шагами. При хранителе он напасть не посмеет, но уж точно поднимет его на смех. Аяк представил, как ненавистный Гад будет рассказывать остальным особям о его ошибке, и они, конечно же, будут хохотать ещё громче, чем сам Гад.
– Да, хранитель, я всё сказал. Больше мне добавить нечего.
– Тогда не мешай нам.
Когда они с Ушу вернулись к норам, Аяк мгновение подумал, затем приказал:
– Будь здесь!
– А ты?
– Я докажу, что там кто-то есть, и это не просто носитель. Если это кто-то вернувшийся из наших, ему не поздоровится. Если он пришёл потому, что его волнует будущее Инкубатора и он решил стать хранителем жизни, то он должен был поступить иначе, не нападая на нас. Прежде всего хранителей отличает забота о беззащитных особях. Ну а если… – у Аяка невольно перехватило дыхание от смелости собственного предположения. – Если это всё-таки был восьмой носитель, я докажу, что он существует!
– Я с тобой! – неожиданно заупрямилась Ушу. – В конце концов, это я его первая заметила!
В этом с ней было не поспорить, и Аяк нехотя согласился. Негласное правило требовало от всех особей, чтобы тот, кто первым заметил носителя, имел право на первую попытку с ним ассимилироваться. Но сейчас об ассимиляции и речи не шло, да и Ушу к этому ещё не готова. Не хотел этого и Аяк. Он всего лишь собирался прощупать того, кто прятался за каменной грядой. Понять, с кем имеет дело. Чем ближе он подходил к своему камню, тем больше утверждался в мысли, что так атаковать мог только кто-то из их бывших особей. Тот, кто там был, не хотел, чтобы его видели, а когда Аяк его заметил, он нанёс удар. Несомненно, он был силён. Полностью подчинил носителя, не растратил умение тогу и даже его усилил. Отлично маскировался, выбрал место, с которого прощупывается большая часть леса у входа в норы. Его бы так никто и не заметил, если бы не Ушу, и, конечно, Аяк не имеет право её прогонять. Хотя если особь полностью подчиняла мозг носителя и не успевала далеко уйти, как это произошло с Хорхе, то непременно превращалась в хранителя. Так получалось всегда, потому что в создавшемся симбиозе побеждало стремление остаться рядом с Инкубатором и делать всё, чтобы нить разумной жизни никогда не оборвалась. Если же происходило обратное, или в результате ассимиляции складывался общий разум, то они уходили бродить в леса или пустыню и больше не возвращались. Потому поведение нападавшего не укладывалось ни в одну из известных схем. Аяк понимал это, и ещё больше хотел узнать, что же всё-таки произошло.