– Николай! – крикнул Бобров в трубку, как только услышал на другом конце линии знакомый пожилой голос и, не дожидаясь ответа, бегло заговорил:

– Слушай внимательно. Лёню арестовали!

– Не понял! – недоуменно раздалось из телефона.

– Не перебивай, поймешь, когда к тебе прокурор заявится!

– Какой прокурор?

– Из Москвы!

– Откуда?!

– От верблюда! Ты покупал сегодня что-нибудь у Лёни?

Молчание.

– Собирай вещи и тикай из города! Лёня продал чужие монеты, а деньги присвоил себе!

– Первый раз, что ли? – уверенно раздалось из телефона.

– Не всегда же коту масленица! Монеты, оказывается, московского прокурора! Матерый мужик. В цилиндре ходит. Мысли читает!

– Хватит заливать!

– Мое дело предупредить. Я не как Рублев, я своих не закладываю!

– А Егор тут причем?!

– Он с ними заодно, прокурор пообещал ему долю!

– С кем с ними?

– С группой захвата! Ты – как знаешь, а я – к теще. С Лёней уже разобрались! Ты сам знаешь как сейчас разбираются, закопали где-нибудь на Зеленом острове, а вещи – в Дон, и поминай как звали. Или – хуже того! Лёня здоровый как бык! У него органы вырезали и на самолете в Москву отправили.

– Да разве так можно?!

– Ты газеты читаешь? Прокурору во все времена все можно. На то он и прокурор, а не водитель трамвая!

– Ну кто же ты после этого, если не паразит! – раздался голос за спиной Боброва, и он обернулся и, заикаясь, сказал:

– Здравствуйте, Иван Иванович!

Бобров без подсказки сразу признал в курносом незнакомце следователя по особо важным делам, которым стращал Дмитрий Сергеевич.

«Это про него говорил прокурор! – думал Бобров.– Говорил, мол, что надо сделать выговор Ивану Ивановичу, чтобы он с нами скупщиками краденого, разобрался.

– Саша, куда ты пропал, почему молчишь?! – тревожно раздавалось в телефоне.

Иван Иванович взял из рук остолбеневшего Боброва телефон и вежливо сказал:

– Николай Петрович, пожалуйста, никуда не отлучайтесь, за вами придут.

– Кто это говорит?!

– Ты меня понял паразит или нет! – сердито закричал Иван Иванович.

Бобров побледнел и подумал: «Почему только тогда, когда смерть уже близко, я осознал, что нет ничего лучше на свете, чем тещины пироги с капустой».

Иван Иванович прикрыл рукой телефон и спросил:

– На самом деле такие вкусные?

Бобров кивнул.

– А мне не предлагала. Ведьма! – сказал Иван Иванович и продолжил разговор по телефону:

– И запомни, паразит, если ты деру дашь или кому-нибудь из дружков-подельников, позвонишь я тебя живьем зажарю и съем вприкуску с самыми лучшими на свете пирогами с капустой, которые печет теща Боброва Прасковья Петровна. Я не ел, но Боброву можно верить, потому что перед смертью не врут. Все, жди, скоро буду!

«А еще говорят, что Бобров думает, черт знает что!» – подумал Бобров.

– Правду люди говорят! – сказал Иван Иванович, отключил телефон и спрятал его под плащом.

Бобров раскрыл рот.

– Он больше вам, Александр Александрович, не понадобиться!

«И, действительно, зачем мне на том свете телефон?» – подумал Бобров.

– А мне пригодится! – сказал Иван Иванович, и Бобров очень пристально на него посмотрел.

Иван Иванович смутился, посмотрел по сторонам, заглянул за спину, чтобы убедиться, не выглядывает ли из-под плаща хвост, проверил, на месте ли шляпа, и пожал плечами, не отыскав нечего, что могло его разоблачить.

– Что-то не так? – осторожно и взволновано спросил Иван Иванович.

Бобров, не проронив ни слова, провел рукой по левой щеке. Ту же самую процедуру сделал Иван Иванович и обнаружил на пальцах следы от губной помады. Он достал из-под плаща белый платок, аккуратно вытер пальцы и щеку.

– Все? – спросил Иван Иванович.

Бобров кивнул.