Ей пришлось пожать плечами, о них хотелось говорить ещё меньше, чем о себе.

– Не поднимайся выше, – сказала на площадке над третьим. – Пока.

– Пока.

Открывая дверь, очень старалась не смотреть на лестничный пролёт и на него, потерянно стоявшего между этажами. Только на замочную скважину, только на ключ, только вперёд, в квартиру.

Она зашла и захлопнула дверь. Разрешила себе на секунду прислониться и закрыть глаза. Потом сняла куртку, повесила на гвоздь и обутая прошла по грязному тёмному коридору в свою комнату – из родительской раздался пьяный мат отца, но Ася старалась не слушать.

В своей комнате достала из рюкзака стопочку сшитых вручную листочков, открыла их на третьей странице и вычеркнула день. Через три месяца ей должно было исполниться шестнадцать. Месячные задерживались на четыре недели и шесть дней.

Граф шёл по пустырю в сторону реки. Иногда он натыкался на лужи, прятавшиеся в жухлой траве под налетевшими листьями, но только яростно бил по воде ногой. Злился. Город уже стал чужим, но всё ещё не хотел отпускать. Саша смотрел по сторонам и видел «родные» места и смутно знакомые лица, и его это бесило. Он мечтал о больших городах, где все будут незнакомцами, а он – свободен от чужого мнения о себе. Но в новом месте он всем рассказывал о себе старом… Хотелось напиться и забить – что-то сверлило мозг.

Сел на булыжник на берегу и кидал в воду камни, которые отковыривал из-под себя. Реальность размыло: берег, грязь под ногами, мысли, чувства.

– А чего ты хотел? – вдруг спросил себя вслух. – Чего ты, на хрен, хотел?

И тут пошёл дождь.

Ася бежала под дождём. От дома до гаража Графа – десять минут спокойным шагом, бегом – не больше пяти. Слишком скоро она уже стучала в хорошо знакомые ворота. Только сейчас почувствовала, что насквозь промокла, вспомнила, что раз или два поскользнулась и упала в лужу, ощутила царапины на лице и левой руке. Она стояла и переводила дыхание, и приходило осознание глупости этой пробежки. Почему она вообще решила, что он здесь? А главное, что хотела ему сказать?

– Открывай! – крикнула она дверям.

Гараж распахнул своё чрево. В глубине стоял Граф. Пьяный.

– Ты ч-ч-чё? – промычал, глаза фокусировались с трудом.

– Ты пьёшь один?

– А чё? – он опёрся рукой о створку ворот, Ася продолжала стоять под дождём. – Те-е чё, дело есть какое?

Она стояла и смотрела на него, а по лицу и светлым, по-дурацки завивающимся волосам текла вода. Она была грязной, она даже не надела куртку.

Подняла голову вверх и закрыла глаза, убрала с лица волосы и сделала шаг вперёд.

– Хорош бухать. У тебя теперь новая жизнь.

Не поверил ей сначала. Не поверил и тому, что смутно помнил наутро.

– Будущего нет, – шептала она Графу в темноте. – Ничего не важно, кроме «мы» и «сейчас».

– Конечно, милая, – шептал он в полубреду и думал, как бы избавиться от неё: она держала его в этом городе, она делала его обыкновенным, а любовь к ней мешала вырваться.

– Я беременна, – сказала она.

Он подумал, что ослышался, и промолчал.

Они всё ещё были в гараже. Он полулежал на диване, сползая всё ниже, она стояла напротив. И снаружи, и внутри было тихо, только потрескивал старый ящик в буржуйке.

Но днём воскресенья, когда отошла первая похмельная тяжесть, он собрался и уехал. Ася не обижалась, понимая, что она не его мечта, да и вообще не мечта. О беременности она говорить не собиралась, но не знала, что ещё делать.

Её живот стал источником тревоги и силы одновременно. Иногда она представляла себе, как поднимаются от него к сердцу тепло и любовь, в другие моменты чувствовала только исходящее от него отчаяние. Можно ли создавать новую жизнь в этом мире? Она не была уверена.