– Клянусь! – не стал слушать дальше, чего она от меня хочет, и затащил её в комнату.

Нормальное место, живот как живот, труднодоступное, но трусики в горошек приспускать даже не нужно было. Маслом, разумеется, не мазал, и руками не вытаскивал, справился ниткой, сделав петельку и ловко накинув на живность ближе к головке, причём буквально за минуту.

– Продезинфицировать бы, – озадачился я. – Сбегаю за коньяком.

– Подожди, есть у меня, – облегчённо говорит Лена и достаёт фляжку с красивой чеканкой, явно старинную. – Дед с войны привёз флягу, настойка тоже его.

Нюхнул настойку, чуть пригубил, ох тыж! Такая себе самогоночка градусов за сорок, смазываю укушенное место, уши у Лены уже не красные, улыбается, зараза, знает что красивая, думает, полезу приставать? Обломись пока.

– Давай за чудесное спасение, – машу фляжкой. – Заодно попробуем, что там твой дед умеет.

Лена удивляет меня больше и больше и достаёт без звука два складных пластмассовых стаканчика. Наливаю меньше половины, а Лена свой ещё и газировкой разбавила. Зря это она, газводой самогонку – чревато. Пьётся мягко и послевкусие присутствует, зачет деду и за фляжку и за настойку. Ещё посидели, и я, не дожидаясь продолжения пьянки, сам направился в душ. Соседа уже не было, наверное, Лену пугать стуками наверх пошли со Светкой. Помылся, сам себя осмотрел, где мог, вроде без укусов. Повалялся, потом ужин, а перед сном меня начало колбасить, поднялась температура, сколько точно не знаю, градусника нет, Бейбут у Светки – ловит момент, а мне хреново, жар.

«Вот оно как на земле полежать. Это тебе не юг», – мелькнула мысль у меня.

Промучился всю ночь, скорую вызывать не стал, да и как? Телефона нет на вахте, может, есть у соседей в профилактории, но хотелось свернуться калачиком и лежать, ничего не делая. Это, по опыту знаю, градусов тридцать девять. В восемь утра первым сижу около медкабинета и жду врачиху. Она опоздала минут на десять, расслабилась, наверное, ну не пробки же, нет ещё пробок. За это время успел её уже охаять, и оказалось зря. Худая тетка лет под сорок свое дело знала. Померила температуру – тридцать восемь и пять, посмотрела горло, послушала, положила на живот и влепила жаропонижающий укол.

– Обычная простуда, вот тебе таблетки, эти, если жар будет, – она показала на ацетилсалициловую кислоту. – Постельный режим три дня, – черкнула она записку воспитательнице.

– У нас сегодня торжественное собрание, – промямлил я.

– Без тебя проведут. Лечись, если хуже будет, вызывай скорую, – строго сказала врач.

Я нашёл Анну Дмитриевну и отдал её записку, и был отруган ею. Оказывается, она сегодня дежурила в ночь, мы же дети, воспитатели положены нам, одних не оставляют. Она сказала, где искать, если что, помощь, и познакомила с молодым парнишкой Игорем, который сегодня будет дежурить. Потом пошла к врачихе уточнять, не заразный ли я.

Жаропонижающий укол подействовал, температура спала, оставив после себя холодный пот, и я отправился на завтрак. Там меня ждал выбор, куда сесть – с Леной, которая держала для меня местечко, или с любвеобильным Бейбутом, который, радостно светя фингалом, махал мне рукой. Он был последнее время в хорошем настроении, которое какой-то фингал явно испортить не мог, как не могло и то, что я променял друга на бабу.

– Толя, ты чего такой измученный? – спросила чуткая Лена.

– Тоже как соседа его, наверное, женщина била, – криво пошутил один из Петров, как видно, постоянно приписанных ко двору королевы.

– Жар был всю ночь, с утра укол в попу получил, и полегче стало, а так три дня болеть сказали, – не стал скрывать я.