Пилат спросил Христа, правда ли, что он Царь Иудейский (Матф. XXVII. 11; Марк. XV. 2; Лука. XXIII. 3; Иоанн. XVIII. 33). Иисус не отрицал, однако оговорился: «Царство мое не от мира сего», а затем объяснил характер своего царства – обладание истиной и возвещение ее (Иоанн. XVIII. 38). Именно в этом смысле и понял его Пилат, изучавший философию о правде и знавший пословицу «Тот царь, если кто поступает справедливо». И вышедши к иудеям, сказал им: ничего не нахожу виновного в этом человеке. «Когда вслед его выведен был и Иисус Христос, то Пилат, указывая на Него, еще повторил: я никакой вины не нахожу в Нем»[156].
Возможно, Пилат увидел в Иисусе религиозного мечтателя, но уж никак не государственного преступника. Как должностное лицо он имел полномочие отвергнуть смертный приговор, как представитель римского гражданского общества, воспитанный в духе уважения права и справедливости, он понимал, что для смертного приговора нет оснований, однако как судья (а именно в этой роли выступал прокуратор на данной стадии процесса, можно даже сказать, как судья кассационной инстанции) не нашел в себе мужества отвергнуть приговор синедриона. Проявив малодушие, Пилат снял с себя ответственность, на что как прокуратор не имел права, пытался «отклонить от себя суд и осуждение на смерть Невинного»[157]: сначала направил Христа как возмутителя спокойствия к Ироду, правителю Галилеи, а когда Ирод отослал Христа обратно, передал его на «суд толпы» (допустив тем самым еще одно нарушение: самосуды давно были запрещены законами Римской империи, и не знать этого римский вельможа не мог).
В те времена, как известно, существовал обычай отпускать («отдавать народу») одного из осужденных по случаю праздника Пасхи, и Пилат предложил отпустить «Царя Иудейского». Однако первосвященники, почувствовав угрозу своему коварному замыслу, стали подговаривать толпу (Матф. XXVII. 20; Марк. XV. 11) в пользу другого осужденного, ожидавшего смертной казни за совершение убийства, по прозвищу Варрава и по странной случайности также носившего имя Иисус. «Суд толпы», как правило, не является справедливым, мнение толпы основывается не на законе и фактах, а на сиюминутном, эмоциональном порыве, которым можно искусно управлять, чем и воспользовались первосвященники. Поднялся крик: «Отпусти нам не этого, а Иисуса Варраву», что и сделал Пилат.
Таким образом, именно «судом толпы», по существу, был утвержден приговор синедриона, а также определен вид казни – распятие на кресте. Это противоречило Моисееву Закону, осужденного на смерть следовало побить камнями, распятие же было римским способом казни, предназначенным для рабов и игравшим роль «усилителя бесчестия» для преступника. «Надлежало Пилату произнести наконец и смертный приговор на Узника, Которого он не мог защитить; но как теперь защититься самому, хотя несколько, от обличения совести? Горькая мысль не отступала от него, что он осуждает на смерть совершенно Невинного»[158]. Тогда слабый духом Пилат решился обратиться к обряду омовения рук (который у иудеев символизировал отсутствие вины в пролитии крови человека, найденного убитым – Второзак. XXI. 6) и тем самым снять с себя ответственность за участие в осуждении Иисуса на смерть, переложив ее на толпу, ответившую ему криком: «Кровь его на нас и наших детях» (Матф. XXVII. 24, 25).
Итак, судебный произвол свершился. Однако, как пишет Э.Ренан, «казнь была «законной» в том смысле, что непосредственной ее причиной был Закон, который составлял самую душу нации»[159]. «Мы имеем Закон, и по Закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божьим» (Иоанн. XIX. 7), сказали Пилату, и ему нечего было на это возразить. Стоит только сожалеть, что Иудея не имела своих преторов, которые могли бы смягчить жестокость закона на основе права и справедливости. Христос был осужден «судом толпы», однако суд истории осудил и религиозную нетерпимость, послужившую главной причиной смерти Иисуса Христа, и «суд толпы» как форму отправления правосудия, и малодушие судьи Понтия Пилата.