Роберт сидел на корточках, чтобы не испачкать пятую точку на своих штанишках («Мама была бы в ярости»), сомкнул свои ладони, как две детали детского конструктора, и бил большими пальцами друг о друга, отвлекая себя этим, приводя в порядок свои мысли, и ненароком наткнулся на одну даже интересную: «Сегодня Эш сидит одна, без подружки, ей будет о-очень страшно…» – и на этом самом моменте внутренняя энергия Роберта, скопившаяся на уровне пяток, вдруг выстрелила прямо в сердце —«…мне нужно будет её успокоить, Эшли не должна сидеть одна, её нужно поддержать, она может заплакать, я должен её… обнять…» – последнее заставило мальчика сделать глубокий вздох и еще раз тщательно обдумать всё сначала —«Как я… не смогу… не выйдет, вот и всё…» – Роберт давал заднюю пока еще у себя в голове, но его «внутреннее эхо» облетело вдоль и поперёк это хрупкое тельце и вернулось обратно, но уже совершенно другим, будто кто-то незаметно подменил его, хихикая, укрывшись в тихом местечке —«…я должен подсесть к ней в самый такой момент… когда все уже будут дрожать и ждать заключения, ждать паузы… я обниму… наверное… да! Я аккуратно сяду к ней, прошепчу… нет, шептать это уже пошлость какая-то… просто обниму и прижму… к себе… какая Эшли всё-таки красивая…» – Роберт смотрел на её розоватые щеки, крошечный, симпатичный носик, бархатные ресницы, а под ними – потерянные глаза («Она уже боится, бедная Эш»), на светлые, словно медовые соты, волосы, которые окутали её шею, легли на ключицу и их тонкие и такие нежные кончики приподнимались при каждом порыве легкого ветерка.

Эшли оглянулась, на самом деле на звук, доносившийся с соседнего двора, неожиданность которого напугала девочку. Как оказалось, с упругих веток не такого уж и высокого дерева шлепнулся о бетонный парапет желтый с оранжевым брюшком и почерневшей верхушкой спелый абрикос, выплеснув при падении свои сочные внутренности по небольшому периметру. Роберт в это время моментально переключился на близлежащий предмет – осколок бурого кирпича, и вырисовывал его пылью небольшой круг, две параллельные точки, палочку посередине и широкую улыбку, держа в голове волшебный образ его милой подруги.

Теперь Эшли смотрела на мальчика, рисующего кирпичиком непонятную рожицу. «Э-х, мальчики, им бы шутки шутить, да по двору бегать…» – с тоской и одиночеством подумала Эш. Девочка понимала, что такой сейчас возраст, ей об этом немного рассказывала мама, а папа постоянно с ней соглашался и кивал головой, читая свою любимую газету про рыбалку, садоводство, немного новостей, и еще там чего-то. Но Эшли будто опережала всех этих мальчишек: своими мыслями о взрослой жизни, о том, как уживаются мужчины с женщинами в одном помещении (или даже кровати, как это делают мама с папой) долгие-долгие годы, как зарождается «настоящая любовь» («Папа как-то раз сказал мне, что встретил маму, тогда ещё красивую и такую молодую девушку, случайно, и сразу влюбился – как жаль, что мне одиннадцать лет, а я уже не верю в сказки»), как мальчики ходят в туалет и наконец, как она появилась на этот свет, как до этого момента не могла вдыхать в себя воздух (от этой мысли легкие перестали работать автономно, и Эш начала контролировать свое дыхание вручную).

Вопросы остались дожидаться половой зрелости девочки, чтобы спустя несколько лет раскрыть ей всю правду об анатомии женского тела и огласить множество запретных тем, даже тех, о которых не принято говорить вслух. Пелена ушла с глаз, и перед ними во всей красе продолжал сидеть Роберт, весь во внимании своих друзей, обратившихся к нему с небольшой просьбой что-то разрешить. «Такой опрятный мальчик…» – чуть было не сказала Эшли вслух и улыбнулась про себя, немного краснея —«…а что, если он когда-нибудь попросит моей руки? Как мы будем смотреться вместе? А где мне взять столько денег на красивое платье…» – девочка взглянула на свою длиною до колен хлопковую юбочку, сшитую доброй маменькой на день рождения растущей со скоростью травы в огороде дочери (десять лет всё-таки исполнилось еще в прошлом году, нужен был подарок особенный и от чистого сердца). На подоле синеватой юбочки произрастали из тщательно подобранных ниток розовые лилии, между которыми вытягивались ветвистые стебли с мясистыми зелеными листьями – по нескольким даже стекали алмазные капли, настолько все в этом элементе одежде было продумано. Белая блузка с кружевными бретельками появилась в шкафчике с одеждой благодаря совершенно случайному стечению обстоятельств. Когда единственную старую маечку Эш оставили висеть на улице во время проливного дождя (по началу нудного и мелкого, будто издевательского, а в конце – беспрерывного, словно «Всемирный потоп»), то из бледно-голубой вещица превратилась в темно синюю с коричневыми пятнами и черным низом. Как раз в этот же день папе почему-то надо было срочно забрать у соседа свой велосипед и поехать в город по работе, а на обратном пути он совершенно случайно заглянул к пригласившей его погреться и перевести дух маминой кузине – «Тётушке Бетси», которая как раз в это время раздавала новые женские вещи со склада, по цене ниже рыночной. Эшли не могла найти подходящих слов, когда увидела в тот тревожный из-за непогоды, осенний день белоснежную, упакованную, без единой складочки и мятой стрелочки блузку, да еще и с изящными кружевами! «На платье не будет столько кружева… тогда нам, наверное, придется продать дом, чтобы такое купить…» – девочка считала, что к таким неожиданностям, как, например, бракосочетание («Возьмёт вдруг и позовёт!») нужно готовиться заранее – «Нет… где тогда будут жить мама с папой? Так… если Роберт попросит моей руки, то я ему откажу, как бы я не хотела…» – Эшли не успела додумать свой решающий ход в этом поединке, когда к ней подошел встревоженный, но добродушный Арни: