– Мамуля, я думаю, надо карточку приложить, как в отеле. – Ребенок смотрел на меня с чувством детского превосходства.

– Ты ж моя умница, а я и не додумалась. Спасибо.

– Мам, а мы здесь надолго?

– Чувствую, что да, хотя я сама не знаю.

Ответа на этот вопрос у меня не было, я просто не знаю, что отвечать, буду говорить дозированную правду.

О, лампочка над дверью загорелась зеленым, можно идти.

Далее был осмотр врача, ничего важного, кроме того, что у меня язык острый, мне не сказали.

Далее комната санобработки. Металлическая дверь, ее открывают, там место под вещи.

– Вам надо раздеться полностью, вещи положить к остальным вещам, – показывая на ящик около дверей,– их обработают от паразитов. На вас пойдет струя воды не очень приятной температуры, ребенок под струю не встает, только снимает вещи. Вам все понятно? Как будете готовы, нажмите на кнопку.

Женщина лет пятидесяти с ярким, уже размазанным макияжем и копной белых кудрявых волос хотела подвергнуть меня чему-то невообразимому.

– Это что еще за пытки? Я чистая, честно, каждый день моюсь, – я пыталась шутить и избежать непонятной темной комнаты с душем, под который нельзя вставать детям.

– Это важный процесс попадания в бункер, вы обязаны смыть с себя всех насекомых.

– Да на мне их нет, никого не занесу, честное слово. – Я продолжала улыбаться.

– Девушка, вы пройдете санобработку либо выйдете из бункера, вам ясно?

Ее скрипучий безэмоциональный голос напоминал робота. По-моему, ей даже нравится этот процесс.

– Да, понятно.

А что мне оставалось?

Оставив кота маме, которую я благополучно нашла в толпе, она учила врача делать его работу, в этом вся она, даже в такой ситуации не забудет о своей работе, которой она жила. Взяв дочь за руку, мы вошли в маленькую комнату размером с ванную.

Все обложено зеленой плиткой, само помещение очень темное и мрачное. В правом углу свисал большой серый душ, из стены торчали еще несколько маленьких, похожих на массажные. Сразу при входе слева был большой ящик под одежду и чемодан. Он был полностью из металла. Сгрузив туда вещи и раздев себя и дочь, закрыла крышку этого ящика, лампочка загорелась красным. Случайно дотронувшись, я обожгла руку.

– Ай!

Он был кипяток, видимо, это тепловая обработка. Надеюсь, меня не сварят заживо, мне не очень-то идет красный.

Я попросила дочь отвернуться, я не стесняюсь того, что она увидит меня голой, больше страшно, так как я не знаю, что это за процедура, мало ли, сварить меня хотят? Подошла к душу. Вставать надо на красный крест, мне это уже не нравится. Может, он красный от чьей-то крови? Ладно, хватит быть трусихой.

Одним резким движением нажимаю кнопку, торчащую из стены. Резкий удар воды об тело. Господи, как это больно, ощущение, что ломаются кости во всем теле, маленькие лезвияот воды просто парализуют меня. Не сразу почувствовала, что вода – кипяток. Да они что, меня и вправду сварить хотят? Боль пронзила каждый уголок моей кожи, чувство, будто меня ломают пополам, главное – не закричать от боли, а то могу напугать дочь. Вода прекратила меня бить, мне казалось, прошла целая вечность в этих минутах. После из боковых отсеков пошел холодный, даже ледяной поток ветра. Теперь мне кажется, что меня замораживают, и также из-за резкой перемены температуры была адская, невообразимая боль в костях. Стиснув зубы, вылетали только легкие стоны, которые я не могла остановить. Но кричать нельзя!

Все, это мучение закончилось. Я не могу сделать ни шагу, сил просто нет, такое чувство, что вода забрала последние силы. Может, у меня уже все сломано? Вроде нет, шаг, еще один. Все тело будто бьет током. Каждый шаг с трудом, но я прихожу в себя. Тело начинает чувствовать. Стопы чувствуют неприятный и холодный пол. На стене перед дверью висела простыня. Я завернулась в нее, хотя после потока холодного воздуха я, кажется, уже сухая, но с волос продолжает стекать вода.