Иногда он скучал по Кэт. Скучал по женской ласке. Он понимал, что его связь с Кэт будет отнимать у неё возможность наладить новую жизнь. Если не можешь сделать женщину счастливой, что ж, не мешай другому. Он не признавался ей в том, как иногда до боли он желал оказаться с ней рядом. Но представив её рядом, он не мог ощутить того самого трепетного переживания и той глубины чувств, которых так стремился ощутить. И раз уж собственная жена не могла раскрыть его, что говорить о других женщинах – он не замечал их.

Когда его перестали терзать вулканические извержения пустоты, и она улеглась ровным бездонным слоем, Джеймс вернулся домой. Жить в большом доме, где он с Кэтрин провёл пять чудных лет, Джеймс не мог. Он позвонил Кэт и предложил купить для неё любой дом её мечты, какой она захочет и где захочет. Кэтрин не стала отказываться, она знала, что отказом лишит Джеймса возможности остаться мужчиной в её глазах. Кэтрин приехала. Увидеть друг друга им было до пьянящей одури приятно. Они продали дом, нашли новый дом для Кэтрин в городе её родителей, Джеймс перевёл на её счёт несметные богатства. Потом они несколько дней никак не могли расстаться…

На развод они решили не подавать. Тонкую нить надежды, в виде колец на пальцах и свидетельства о регистрации брака, обрывать не стали. Но оба понимали – надежда призрачная и беспочвенная. Просто так – менее болезненно для обоих.

Джеймс переехал в заурядный дом на окраине Сан-Франциско. Он покупал его тайно – фанатам не следовало знать его место жительства. Свой Dódge Áspen21 он бросал в тени дома, а из гаража слепил некое подобие студии. Он переделывал его не спеша, своими руками. Звукоизолировал стены, выкрасил потолок в золотой солнечный цвет, устлал пол коврами, привёз старый комбик из детства, кое-какие усилители, звукорежиссёрский пульт. Привёз все свои двадцать две гитары из резиденции группы. Но так и не дотронулся до струн ни одной из них.

Во времена поездок в попытках смириться с необъятной пустотой, он зашёл в магазинчик в одном безымянном городишке, чтобы купить поесть. В магазине этом чего только не было: продукты, автозапчасти, детские коляски – и как там всё ютилось на пяточке, заставленным в полной неразберихе. Хозяин магазина, пожилой, но бравый мужчина сам обслуживал покупателей.

– Вижу, приятель, на гитаре играешь?

Джеймс напрягся: его узнали, а заночевать он хотел в отеле через дорогу. Конспирации не выйдет.

– Почему так решили? – спросил Джеймс, расплачиваясь наличными.

– Я бывалый человек, мне много лет, – хозяин магазина рассмеялся, – я вижу всех насквозь, – и, не дав других объяснений, выложил на прилавок редкостной красоты немного потрёпанную электрогитару.

Джеймса прошиб холодный пот: мало того, что его узнали, так впаривают гитару, которой он боится, будто страшного монстра. Продавец взял гитару, поставил ногу на стул и взял несколько аккордов. Звучала гитара кристально чисто и как-то необыкновенно. Этот звук Джеймса покорил. Холодная и бездонная пустота немного уменьшилась в размерах на секунды, пока длились аккорды. Но лишь на секунды.

– Нет. Я не играю на гитаре, спасибо, – Джеймс, оставив сдачу, ушёл из магазина.

Хозяин магазинчика крикнул ему вслед:

– А ты зайди завтра, сынок, вдруг вспомнишь, что умел.

Джеймс всю ночь заснуть не мог. Подумывал о виски. Но утром решительно направился в магазин через дорогу.

– Утро доброе! Ну, как, вспомнил, сынок?

Вместо ответа, Джеймс спросил:

– Сколько?

И без разговоров выложил необходимую сумму на прилавок.

– Попробуешь? – хозяин протянул ему гитару.

Джеймс помотал головой.