– Извините, могу я на пять минут попросить у вас телефон? – озадачила соседок.
– Конечно. Но у тебя свой лежит на тумбочке. Достанешь или тебе подать?
Ой, какая красота! Конечно, достану – я же не инвалид. На несколько секунд голова закружилась от резкой боли в груди. И вот уже родной друг скользнул ко мне в руку. Не успев задуматься, включила, набрала код (да здравствуют крепкие нейронные связи!). Мессенджеры горели огоньками непрочитанных сообщений. Несколько пропущенных вызовов. Но меня больше всего интересовала связь с Виталиком. А вот и он. Упс. Мне почему-то показалось, что от него должно поступить штук десять сообщений. Или двадцать. Сколько я уже здесь? А было всего одно: «Привет, малыш! Скорее выздоравливай. Жду тебя на работе». И все?! Сколько дней кантуюсь в этой несчастной больнице, открывая глаза и видя перед собой только отца. Что, где и как – мне никто ничего не рассказывает. Я чувствую себя огромной неваляшкой, которую можно посадить на кровати и все, что я смогу, – это раскачиваться на постели. Мне даже показалось, что ногу пронзила боль. Я обрадовалась этой боли и попыталась пошевелить конечностью. Нет, пока ноги отдельно. Почему-то в голову пришло дурацкое: «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно».
– Я хочу поговорить с врачом. Как я могу с ним поговорить? – во мне заклокотала злость. Надо быстрее, прямо здесь и прямо сейчас обсудить мое состояние. Может, меня неправильно лечат?
– Ну… он приходит во время обхода…
– Где я? – я имела в виду город, но соседки испуганно замолкли. – Ну, где я? Как это называется?
– Это больница… – тихо сказала старшая.
– Да это я понимаю! – по-моему, у них даже вырвался вздох облегчения. – Город какой? Не Москва?
– Нет, что вы. Это Волгоградская область.
Волгоградская область. Замечательно. Этого мне только и не хватало. Наверняка здесь никому ни до кого нет дела.
– Я хочу увидеть врача! – решимость придала мне сил, и даже руки сжались в кулаки, как будто диагноз и перспективы я сейчас буду из доктора выбивать силой.
– Лена-а-а! – крикнула кому-то старшая, и в двери появилась девушка в халате. – Лена, девушка очень просит доктора. Может, Михаил Андреевич сможет подойти? Ей важно.
Наверное, они там еще поперемигивались с этой Леной, потому что она несколько секунд стояла и смотрела на мою соседку, которая территориально находилась за моей спиной, и только после этого кивнула и снова прикрыла дверь.
4
– Что со мной, Михаил?..
– Михаил Андреевич, – подсказал доктор. Да, тот самый красивый дяденька, который иногда говорит странные вещи.
– Михаил Андреевич, здравствуйте, – мне показалось, что надо быть вежливой. От того, насколько я сейчас буду воспитана, возможно, зависит моя судьба. И он не станет злиться, придираться, говорить гадости.
– Вы попали в ДТП. Помните об этом?
Я энергично кивнула и тут же поморщилась от боли.
– Ушиб головного мозга средней степени, контузионные очаги лобных долей второго типа, субарахноидальное кровоизлияние. Ушиб мягких тканей головы.
Теперь понятно, почему так сильно болела голова. Интересно, это субхна… субнах… короче, это излияние несерьезно?
– Автотравма серьезная. Вы получили тупую травму грудной клетки.
– У меня сломаны ребра? – догадалась я.
– Да, закрытые переломы шестого, седьмого, восьмого ребер с обеих сторон. Соответственно, ушиб обоих легких.
Мне показалось, что Михаил – как его там? – даже в историю болезни не особо заглядывал. Может, их там учат по памяти рассказывать? Чтобы можно было смотреть пациенту в глаза – вот как мне сейчас. Смотрит и не моргает. Удав. Точно. А я кролик, которого он съест после последнего слова. Михаил Андреевич моргнул, и меня отпустило. Итак, у меня сломаны ребра. Первый перелом в жизни! Теперь я хотя бы понимаю, что это такое. Моя лучшая подруга Танька сломала руку, когда мы пытались с ней с ветерком покататься на тарзанке. Если честно, покатались на славу. Полет, во время которого Танька сорвалась и сломала руку, был последним. Мы уже домой уходили, но я уговорила: «Давай еще разочек». Вот этот разочек стоил Танюшке двух месяцев больничного и дал возможность научиться кушать и делать домашку левой рукой. Я чувствовала себя очень виноватой, но Танюшка мне потом даже спасибо сказала. Где-то через полгода. Теперь, когда я делаю вдох и стараюсь при этом не торопиться, я понимаю подругу.