– Мама… – я попробовала сказать это слово вслух, и у меня получилось.

Но уже через секунду потрясла новая мысль – я не новорожденная девочка Женя. Я молодая женщина, практически жена. И белые потолки – это не роддом, а больница. Мы разговаривали с папой, был врач, звучали диагнозы. Можно сейчас долго лежать, сочинять небылицы, но правда гораздо серьезнее: у меня какие-то проблемы со здоровьем. И кто-то должен рассказать мне, насколько все серьезно. К сожалению, никто не спешил этого сделать.

– Как вы себя чувствуете? – спросила женщина постарше.

Мне так не хотелось разговаривать – это я так про кашу, временное помутнение. А с другой стороны, вдруг она что-то знает?

– Грудь болит. Как будто решила посмотреть, как крутится бетон в бетономешалке, и нечаянно провалилась…

Молодая девушка хмыкнула. А та, что постарше, с нежностью сказала:

– У вас хорошее чувство юмора. Это значит, что все у вас будет хорошо.

– А вы случайно не знаете, что у меня сейчас? Мне никто не рассказывает. Может, потому, что я все время сплю? И еще, вы видели моего папу?

Женщина откашлялась – не сразу ответила.

– Папа ваш вышел отдохнуть. Он у вас такой молодец! Вы уже взрослая, а говорят, что папа не отходил от вас. Переживал.

– Вот бы мне такого папу, – подала голос молодая.

– Я бы тоже не отказалась, – поддержала старшая. – Я бы совсем не отказалась от такого папы для своих. В больницу легла, когда уже край был. Еды наготовила практически в полуобморочном состоянии. И переживаю – сил нет. Наш папа теперь не понимает, что из холодильника надо взять и в какой последовательности. Бедные дети! С таким-то папой не то что в больницу – просто дома остаться нельзя!

– А у меня папа умер, – подхватила молодая. – Выпил, как обычно, и уснул в гараже с сигаретой. Он в этом гараже себе целое жилище оборудовал – сбегал от мамкиных воплей. Там и сгорел…

Я могла много чего рассказать про своего папу, но не из серии безрукости или бегства в гараж. Только это все было лишним. Я уже понимала, что папа все бросил, чтобы быть со мной рядом. Зачем я буду рассказывать, как мы с ним каждый раз ходили в лес за грибами, а однажды заблудились? Мне нисколечко не было страшно, папа отдал мне свою куртку, не спал и охранял нас. А я прижалась к нему и сладко продрыхла наш лесной плен. Утром опять-таки папа сообразил, как нам выйти. И мама даже не успела разволноваться до валокордина. Она очень хорошо знала нашего папу и старалась не накручивать ситуацию. Однажды мама уехала в санаторий. И мы остались с папой вдвоем. О, это было крутое время! Папа классно готовил, вообще не заморачивался на завтрак-обед-ужин, не дергал меня вопросами: «А чем это ты там занимаешься? А не пора ли тебе почитать, иначе за лето все буквы забудешь?» И все в таком духе. А потом мама к сестре уезжала и снова в санаторий. В общем, мы с папой не пропадали, как дети этой взрослой соседки. И в гараж папа тоже никогда не сбегал – только если действительно по делу.

– Все будет хорошо, – еще раз напомнила женщина.

Похоже, она приняла мое молчание за переживания.

– Да, наверное.

Еще месяц назад я начала бы спорить: а откуда вы это знаете? У вас есть дар ясновидящей, или вам об этом рассказали звезды? Вот я лежу тут, с трудом дышу, не могу даже подняться и сделать самое обычное действие для человека – сходить в туалет. А она знает, что все будет хорошо. Может, сейчас сдернет, словно фокусник, с меня одеяло, я тут же вскочу и начну от радости хлопать в ладоши.

Где же папа? Где же доктор? Я хочу, чтобы мне объяснили, как и когда я смогу встать в туалет. Умыться, в конце концов, и почистить зубы. Или телефон мне дайте – руки же меня не подводят. На этом моменте мысленной вакханалии я поняла, что могу пока попросить чужой гаджет. Я же помню телефон папы и Виталика. Кстати, а я помню? Та-ак… 8… 916… И?.. Цифры устроили настоящую чехарду – прыгали друг на дружке, обгоняли. Мне нужно время. Да, мне нужно время. А может, спасет мышечная память? Однажды после серьезной гулянки я набрала номер Виталика с чужого телефона, просто начав тыкать пальчиком в циферки.