Но сама Маруся (такой мы её знаем из эпических рассказов) относилась почти равнодушно к «воле к власти» земной, к жадному пересчёту военных и политических трофеев. Да, Спиридонова «взяла Россию». Но с вершины своей башни из слоновой кости она прозревала иное грядущее.

Спиридонова говорила тогда «детям своим»: «Вы должны вносить жажду правды, и тогда нам удастся внести в это движение порой стихийное, влить ту живую струю революционного пафоса, которым живёт и дышит Революция. За большевиками тоже идут массы, но это временное явление. А временное потому, что там нет воодушевления, религиозного энтузиазма. Там всё дышит ненавистью, озлоблением. Но во второй стадии борьбы, когда нужна органическая работа, когда нужно создавать новую жизнь на основе любви и альтруизма, тогда большевики и обанкротятся. Мы же, храня заветы наших борцов, должны всегда помнить о второй стадии борьбы». Борьбы за Революцию Любви.

Революция должна была превратить Россию в райское поле людей-цветов. Стихия Русской любви преображает и исцеляет неисповедным светом ноющее народное сердце. И Русь наполнилась бы народом необыкновенной душевной красоты. Страна запела бы как волшебная ивовая свирель – и планета предстала иной, наполненной музыкой сфер, пожимающей братские руки танцующих метеоритов. Об этой Революции любви и альтруизма мечтали левые эсеры и их лидер Маруся Спиридонова.

В итоге большевики превратили Россию в погост, угрожающий Небу «марсовой звездой».

Но на короткое время страной овладела странная гармония. Гражданская война ещё не началась. Первая мировая бойня уже кончилась. Две партии – «мамы» и «папы» (партия Венеры и партия Марса) создавали Красную армию. И стиль, о да, новый стиль. Вроде кожаных лётчицких курток, добытых левыми эсерами из ЧК с британских военных складов. А из киноварного солнца в Русь внимательно смотрели люди в непропорционально длинных скифских шлемах.

Мы начинаем тревожить тени, казалось бы, ушедших революционных течений, мы вспоминаем партию «политических скифов 1918» – левых эсеров. Тени отвечают, и происходит идеологический контрданс.

Я сам подбирался к «скифам» давно и осторожно, занимаясь сакральной географией и этнологией. Помню, меня поразил такой странный спиритуальный парадокс: я долго не мог попасть на знаменитую выставку в Зимнем дворце – «Золото скифов». Не мог – и всё. Я туда приходил, а она была на ремонте. Потом мы пришли евразийской делегацией с Гинтовтом и Аквалангом, а музей перед носом закрывался! И я в бешенстве хотел избить ни в чём не повинного Вову Акваланга, попавшегося под руку.

Я решил в бреду, что не могу попасть, потому что там лежит золото, к которому невозможно прикоснуться руками, и в итоге Гинтовт нас с Аквалангом разнимал. Вокруг взаимоотношений со скифами вьются колоссальные энергии.

И прихожу я опять в Эрмитаж, попадаю в его этнографическую часть – прохожу мимо каких-то зубцов мордовских, зубов пермяцких, и смотрю – закрыта дверь в Скифский зал. Ну, думаю, – опять, это какой-то «залом» просто, и – канат висит – перекрывает вход.

Пришлось как революционеру со стажем вскрыть физически все двери и выбросить верёвки.

Скажу вам, что выставка работала, просто дед-экскурсовод, чтобы ему не ходить взад-вперёд, просто её закрыл и поставил верёвки. Не знаю – был ли это бессознательный сговор или рациональное действие «сакрального стража»? Потому что то, что там человек у скифов видит, по сравнению со всей остальной археологической культурой, что развешана в зале народов России – это просто Другое! Скифы – невероятная, иная цивилизация, можно сказать, инопланетная!