"Вы не так уж и свободны, пока находитесь в Европе, захваченной диктаторами. Я настоятельно советую вам, юноша, проявлять осторожность и такт".
"Разумный совет. Только посмотрите, что вытворяют даже эти бедные мирные лоцманы".
"О, какой смысл спорить?"
Но дискуссия продолжалась ещё очень долго.
В одиннадцать часов мы миновали вход в Кильский канал12, который был ярко освещён огромными зелёными, белыми и красными маяками. Облокотившись на перила, я наблюдала, как грузовое судно неспешно приближалось к нам, дабы выйти из него в реку, и вспоминала все те разговоры, что слышала об этом знаменитом канале дома, в России, будучи ещё совсем маленькой девочкой. Во время чаепития, когда в огромном камине потрескивали сосновые поленья, плотные красные шторы были задёрнуты, а толстый, блестящий старинный самовар деловито пел свою уютную песню, между Генералом, Маззи, Профессором, Наной и Шелли13 начинались бесконечные диспуты о политике и текущих событиях. И снова и снова они обсуждали достоинства и важность Кильского канала и Гельголанда как стратегических центров.
"Именно из Гельголанда кайзер бросит всю свою военно-морскую мощь против Англии", – восклицал Генерал.
"Нет, он спрячет флот в Киле, там тот более защищён", – высказывал своё мнение Профессор.
"Но наш кайзер не хочет никакой войны", – такова была стандартная позиция Шелли.
"Не будьте смешной! Вы что, с другой планеты? Очевидно, что, как только канал будет достроен, он тут же объявит войну Англии, помяните наше слово. Желаете поспорить?" – обрушивались они на неё вдвоём.
"Я слышала, что один из наших адмиралов умолял короля Эдуарда объявить войну до того, как будет достроен немецкий канал", – в своей обычной манере тихо бормотала Нана.
"Ну, и где вы это услышали, Нануля? Я не читал ничего подобного ни в одной газете".
"Не всё есть в газетах. Я слышала об этом, когда была в Англии прошлым летом".
"Ага, Коварный Альбион" (так Генерал называл Нану, когда хотел её разозлить), "так вы знаете то, чего не знает никто другой? Вы работаете на секретную службу – шпионка. Я всегда это подозревал".
К его удовольствию, Нана неизменно выходила из себя, разражаясь возмущённой тирадой, которая всегда начиналась словами: "Так вот благодарность за то, что я вырастила ваших четырёх тупых детей?"
"Нана!" – кричали тупые дети в знак протеста, тогда как Генерал ревел: "Что она там бормочет? Я не понимаю ни слова из того, что она говорит".
"Володя, пожалуйста, не дразните её", – умоляла Маззи, а потом пыталась успокоить Нану, объясняя: "Мой муж просто шутит, дорогая, не обращайте на него внимания".
Тем временем Шелли, сидевшая ранее с плотно сжатыми губами, упрямо повторяла, что кайзер превыше всего хочет мира и никогда, ни за что на свете не объявит войну первым.
После таких бесед Нана и Шелли в течение долгих часов избегали друг друга, совершенно не общаясь до тех пор, пока их снова не объединял некий общий интерес к одному из тупых детей, выветривая всякие мысли о кайзере, короле и Киле.
Пока я обо всём этом думала, наблюдая, как огни канала уменьшались и исчезали вдали, совсем как те воспоминания из моего детства, подбежал матрос с запиской от старшего механика, в которой говорилось, что по радио наконец-то снова передают интересные новости. Мы примчались как раз вовремя, чтоб услышать, как министр пропаганды Геббельс14 объяснял в адресованном всему миру радиопослании ту роль, которую сыграло гитлеровское правительство в убийстве Шлейхера, а также меры, которые оно было вынуждено принять для подавления заговора командиров "коричневорубашечников":