Новенькая на факультете боевых магов Александра Каспари

В незапамятные времена боги создали на Земле воду и сушу – один суперконтинент под названием Родания. Засадили её растениями, заселили зверями и птицами и создали людей, чтобы те повелевали над всей живой и неживой природой. Наделили каждого четырьмя частичками магии – воды, огня, воздуха и земли. И всё было хорошо, пока в самом начале эры Ориона в результате череды природных катаклизмов Родания не распалась на четыре континента. Два из них оказались под властью эльвов и их прислужников, которых наши предки окрестили адскими гончими. Ну а сами люди потеряли три составляющие своей магии, оставшись только с одной – кому-то досталась стихия воды, кому-то огня, третьи владели магией земли, а четвёртые, оказавшись в меньшинстве, повелевали магией воздуха. Редко кому посчастливилось стать обладателем двух стихий сразу, а уж о трёх или четырёх и говорить нечего – это стало недостижимой мечтой. Люди верили, что, стоит четырём континентам соединиться в один, как на планете снова настанет благодать, эльвы исчезнут, а люди обретут утраченную магию.

Никто толком не знает, откуда пришли эльвы и их гончие. Кто-то утверждает, будто они жили в Родании ещё до появления людей, кто-то собирает доказательства тому, будто они прилетели из другой галактики и их космолёт потерпел на нашей планете крушение, третьи говорят, что эльвы – иномиряне и им не подвластны ни пространство, ни время, а четвёртые уверяют, будто эльвы и есть сошедшие с небес боги. В Альверии, где двадцать один год тому родилась я, никого особо не заботило происхождение эльвов. «Неважно, откуда они взялись, – говорила тётя Эмили, – важно, когда они уйдут насовсем». Жители Альверии ненавидели их так же сильно, как и боялись. Почти тысячу лет длилась кровопролитная борьба, и в этой борьбе я потеряла родителей и почти всех родных и знакомых. Но ещё сильнее альверийцы ненавидели гончих – настоящих исчадий ада, одержимых жаждой крови и не ведающих ни жалости, ни сострадания.

Всё это (разумеется, кроме факта моего рождения) иллюстрировали многочисленные картины, развешанные в галерее по пути к кабинету ректора. Обычно мимо полотен с изображением адских гончих и их хозяев я пролетала кометой, но сегодня невольно замедлила шаг – сама не знаю зачем, наверное, чтобы окончательно угробить оставшиеся нервные клетки. И вдруг расхохоталась – какой-то смельчак, не страшась ректорского гнева, пририсовал эльвам чёрные крылышки, хвосты и копытца – символ того, что вся эта братия дружно отправляется в ад на вечную каторгу.

Этот мимолётный приступ веселья здорово поднял пошатнувшуюся было самоуверенность и придал сил и надежды, и в приёмную ректора я входила с гордо поднятой головой и без внутреннего трепета.

Мисс Хавьер – платиновая блондинка в идеально выглаженном синем костюме и стильных квадратных очках – бросила, не отрываясь от печатной машинки:

– Из-за вас, кадет Фостер, приходится перепечатывать идеально составленный приказ!

– И вам хорошего дня, мисс Хавьер, – отозвалась я. – Ректор Уоллингтон у себя?

Секретарь презрительно хмыкнула, не удостоив меня ответом, и, оправив китель, я постучалась в резную дубовую дверь.

– Вызывали, ректор Уоллингтон?

В просторном кабинете ректора царил полумрак. Защитной магии достаточно, чтобы полуденные лучи не проникали сквозь стекло и не раздражали ненавидящего солнце главу академии. За глаза его все называли вампиром и я не была исключением.

– Входите, кадет Фостер, – велели мне.

Тот факт, что меня всё ещё называли кадетом, а не «мисс Фостер», говорило о многом. Да, меня запросто могли отчислить. Было за что.

В кабинете мы не одни. Мистер Нокс, небезызвестный глава попечительского совета, тоже здесь. Сидит в кресле, пытаясь испепелить меня взглядом. Но, насколько мне известно, он не владеет магией огня, а потому ничего у него не выйдет.

Я уселась в кресле напротив, держа спину ровно. Тётя Эмили учила меня в любой ситуации не опускать три вещи: подбородок, руки и чувство собственного достоинства, и я как послушная племянница всегда старалась придерживаться этого правила.

– Мы изучили вашу ситуацию, кадет Фостер, – прочистив горло, начал ректор Уоллингтон, – и готовы пойти навстречу. Вы попадаете в число кадетов, отобранных для программы межконтинентальной академической мобильности. Поздравляю. Необходимые документы вы получите у секретаря.

Хм. И в чём подвох?

– Но с одним условием, – добавил ректор.

– Скорее, просьбой деликатного характера, – уточнил глава попечительского совета. Голос у него был в высшей степени неприятный – дребезжащий, как расстроенное фортепиано.

– Ничего предосудительного от вас не требуется, – продолжал «вампир», – всего лишь выполнить одну небольшую услугу.

– Услугу какого плана? – поинтересовалась я.

– Детали мы сообщим вам на месте, – продребезжал мистер Нокс.

– Прошу меня простить, но я не могу согласиться на то, чего не понимаю, – возразила я.

– Видите ли, у вас совершенно нет выбора. – Ректор говорил вкрадчиво, будто не угрожал вовсе, а одолжение делал. – Подумайте о своей семье. Что с ней станет, если мы дадим ход заявлению мистера Нокса? Вас не только отчислят из академии, но и предадут суду за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью кадету Ноксу с использованием нежелательной магии. А это значит, что ваша тётя и ваш брат никогда не станут полноправными гражданами Союза Трёх Континентов. Сколько мальчику, кстати? Семь? Восемь?..

– Восемь, – скрипнула зубами я.

– Значит, мальчик уже учится в школе, – проехался по ушам мистер Нокс, – подумайте о его будущем и о том несмываемом пятне, которое вы самолично нанесёте его репутации.

Не перегибать палку – великое искусство. И этим искусством мужчины из семейства Ноксов явно не владеют.

Но и я хороша. Владея магией земли (и то, нужно признать, весьма посредственно), в критические минуты я воспламенялась, словно сухая трава от малейшей искорки.

– Простите, но не вам подавать на меня заявление в префектуру! И не вашему сыну! – взвилась я. – Это он должен предстать перед префектом, а не я! Я не просто так превратила вашего сыночка в корягу – я защищала свою честь, здоровье и, возможно, даже свою жизнь!

– Следите за своей речью, мисс Фостер, – пригрозил ректор, – иначе к прежним обвинениям добавится обвинение за распространение заведомо ложной информации.

– Мой сын не мог так поступить, – вторил ему мистер Нокс, – он воспитан настоящим джентльменом, который никогда не обидит девушку.

– Вы плохо знаете собственного сына! – запальчиво отвечала я. – Он заносчивый, наглый, высокомерный и совершенно невыносимый тип, который третирует первокурсников, грубит преподавателям и не пропускает ни одной юбки. Джентльменством от него и не пахнет!

– Да это вы вели себя вызывающе, что готовы подтвердить не менее дюжины свидетелей! – верещал папаша Нокс. – Несчастному мальчику по вашей вине предстоит длительная реабилитация, и кто знает, восстановится ли когда-нибудь его здоровье! А о психологической травме я вообще промолчу. Вы знаете, милочка, во сколько мне обойдётся его лечение? Учитывая вашу финансовую несостоятельность, на помощь я не рассчитываю.

Я могла бы сказать, что уродец нисколько не пострадал – нечего ему там травмировать, а в деревянном состоянии он и пяти минут не пробыл – скрипел так, что на шум сбежалась охрана. Которая, конечно же, не слышала, как звала на помощь я. Избирательная у некоторых людей глухота, что тут скажешь. Ну а справку о болезни ничего не стоит купить – тоже мне новости. А у меня тётя и маленький Миррен, будущее которого меня заботит больше, чем своё собственное. Могу ли я одним махом лишить их всего, о чём они мечтают и к чему стремятся?

– Хорошо, – скрепя сердце, согласилась я. – Если ваша просьба не касается моей чести и здоровья, я согласна. Где подписать?

– Сразу бы так, – с явным облегчением произнёс ректор, – подписывать ничего не нужно.

– Много о себе мните, милочка, – отворачивая свой длинный нос, продребезжал Нокс. – Не в вашем положении что-либо требовать.

– Подойдите, – велел вампир и открыл верхний ящик обитого алым бархатом стола.

Я догадывалась, что за этим последует, и предпочла бы поставить подпись, но раз уж согласилась, глупо идти на попятную.

Вампир водрузил на стол некое подобие телефонного аппарата устаревшей модели. Щёлкнул рычажком и в полу открылся круглый люк. Всего одна ступенька вела к пентаграмме, начерченной прямо на земле.

– Становитесь сюда, – последовал очередной приказ.

Я сделала так, как мне велели, и, старательно держа лицо, протянула правую руку. Вампир собственноручно поднял крышку инкрустированной драгоценными камнями шкатулки, где на маленькой подушечке покоились прелестные женские часики из сплава ртутного металла и адамантия. Одно короткое заклинание – и браслет обвил моё запястье. Вонзился в кожу, вызывая зудящий ожог и резкий отток магии к ногам и оттуда – прямо в землю. Пентаграмма вспыхнула насыщенным зелёным пламенем с красноватыми прожилками. Язычки пламени лизнули носки берцев и с шипением погасли. Моя же голова сделалась вдруг совершенно пустой, тело обмякло, как будто вместе с магией из него выкачали добрую половину крови, но на ногах я устояла.