Он внимательно осмотрел снежанку, спросил:
– Тенты с собой?
– С собой, – подтвердил Тракторист. – И?..
– До Тылайского Камня – 5–6 километров, а возвращаться до поселка – все 40. Если заночуем здесь, утром уже будем на Тылайском плато.
– А почему бы и да? Ночью не должно быть ниже минус пятнадцати.
– Это внизу, а здесь будет минимум минус двадцать.
– Не критично. Костерок посередке запалим, тентом снежанку перекинем – не околеем.
Так и сделали. Растянули поверху тенты, оставив чистую полосу посредине, чтобы уходил дым. Расчистили снег. В углу лежало несколько березовых поленьев и пара чурочек, но мало – на ночь не хватит. Нарубили сушин и развели костер. Подвесили котелок…
За скромным ужином обсудили завтрашний маршрут. Целью товарищей был исток реки Северный Катышёр. Согласно карте, он находился на северо-восточной стороне гребня, разделяющего Иовское и Тылайское плато, а в реальности истоком оказался чудной красы кулуар.
На случай быстрого успеха был заготовлен и второй номер программы – забраться на снегоходах по склону горы Тылайский Камень. На снегоходах до вершины не добраться – камни. Но куда не пройдет снегоход, дойдут ноги Пилота и Тракториста. Ноги Эльфа нынче покоились на диване, прикрытые пледом. Несгибаемый экстремал подхватил грипп и в экспедиции не участвовал.
Пилот решил спать сидя на березовой чурочке. С собой не было даже пенок. Да и сидя – теплее; самое тепло от костра – оно выше. Пилот взял мачете и стесал в снегу углубление под спину, на чурочку накинул гермомешок с сухими перчатками и носками, а на колени – запасную флиску. Надел поверх балаклавы шапку-ушанку. Вытянув ноги, устроил спину…
– Спокойной и короткой ночи.
– Как скажешь…
…Засыпая, Пилот долго смотрел на снежную неровную стену напротив. Стена выровнялась, на ней проявились массивные ручки и маленький круглый иллюминатор. Для чего он сделан? Заглядывать и проверять, не восстал ли пассажир? Ну чушь ведь, да?
Широкие створки распахнулись, к костру вышла женщина, живущая в лифте:
– Будешь хорошим мальчиком, скажу, для чего в двери иллюминатор.
– Даже пытаться не буду. Другое скажи: ты здесь зачем?
– Это ты здесь, а я – там, в лифте.
– Ну, не придирайся к словам.
– Уточнила для верной навигации. – В ее глазах мелькнули насмешливые искорки. – Ты же, парень, не чужд навигации?
– Стас говорил, будто ты – послушница.
– Неверно он говорил. Я там не из-за веры. Во времена, когда я родилась, детей почти не крестили, и я – некрещеная.
– А меня мама покрестила, хотя я пионером был. – Пилот вскинул руку в салюте и перекрестился. – Только в пионеры приняли, и айда в купель.
И усмехнувшись скорее грустно, чем иронически, Пилот обронил:
– Не понимал, что время было хорошее…
– Ты потом крестик закопал, а маме наврал, что потерял.
Пилот прошептал, как выдохнул:
– Да как же ты знать-то можешь?..
– А я и не знаю. Мне зачем? По тебе читаю…
Женщина говорила, не размыкая губ:
– И вот прошло время. Умерла твоя бабушка, и пожелал ты крестик откопать. Но там, где закопал, его не было.
– Не было…
– И ты пошел в церковь, чтобы купить другой. На деньги, которые выиграл у пацанов в чику.
– Было такое… Маме показал. Вот, говорю, – нашелся. Она смотрит на крестик, головой качает: «Этот тебе чужой. Тот бабушкин был, твой…» А я обиделся тогда: зачем она мне сразу не сказала, что крестик бабушкин. Не стал бы закапывать.
– Ты потом и новый крестик закопал. Причем на том же месте, где и первый. Полагаю, умысел имел проверить со временем, исчезнет или нет. Но не вышло – там стройку развели. – Казалось, дама вот-вот рассмеется. – Прямо мания какая-то кресты закапывать.