Митрич достал откуда-то стеклянную литровую или полуторалитровую бутыль с мутноватой жидкостью:

– Во, напиток для настоящих мужиков! Слеза! – с гордостью водрузил на стол и стал протирать обрывком газеты граненый стакан. – Мишка! Нарви на огороде лучка и огурчиков, пока бабы свои лохматки намывают! – распорядился. – Еще Суворов завещал: – После бани шинель продай, но выпей!

Возражать против искаженного высказывания не стал, но только от запаха этой слезы замутило и передернуло.

– Ты чего, командир? – возмутился Олег, – у Митрича знатный самогон!

Тимофей уверенно кивнул головой и повернулся ко мне:

– Мотоцикл мой не посмотришь? Что-то моща упала. Уж чего только не делал …. Советчиков полно, а толку …!

– Пригоняй завтра к вечеру, – предложил.

Выпив свою дозу, Олег не сдержал слез:

– Крепка зараза! – помотал головой, проморгался и захрустел огурцом.

К вечеру действительно появились многочисленные гости. Некоторые приходили парами и поодиночке со своим спиртным и закуской и оставались, другие поднимали стопку за знакомство и уходили. На втором десятке запутался в степени родства гостей наших хозяев и именах. Женщины бросали на меня заинтересованные взгляды и перешептывались. Отметил несколько молодых и симпатичных лиц.

Выдержал за общим столом не более двадцати минут. Замучили вопросами, обычными и нескромными – надолго ли приехали, женат ли, чем занимаюсь и прочее …. Когда предложили подыскать невесту в селе, то под предлогом перекура выскочил на улицу вслед за мужиками.

Тут уже были другие разговоры – о работе и бабах, конечно. Митрич опять быстро захмелел, на кого-то разозлился и рвался в драку. От него уворачивались, смеялись и пытались успокоить. Обидевшись на всех, он ушел спать в свою мастерскую. «Вот для чего там топчан!» – догадался.

Стемнело. Из дома послышались звуки баяна и запели женские голоса. Потом веселье выплеснулось на улицу – женщины устроили танцы с частушками. Чтобы не привлекать внимания ушел в темноту на удаленную лавочку, врытую в палисаднике перед домом. По улице часто проходили компании парней и девчонок, поглядывая на толпу возле дома и освещенные окна. Деревенское неравенство – не всем было положено присутствовать на спонтанном празднестве!

Неожиданно появился Мишка и прижался худеньким плечом. Обнял парнишку и вздохнул. Хорошо было так сидеть – все проблемы отошли вдаль и даже боль от смерти Аленки не так резала сердце.

– Меня какой-то пьяный мужик прогнать хотел, но одна женщина заступилась. Сказала, что я твой сын.

Хмыкнул и прижал его плотнее к себе.

– Завтра отоспишься, а потом начнем занятия, как дома, – предупредил и почувствовал, как он кивнул.

– Ты обещал машину научить меня водить, – напомнил.

– Научу, раз обещал. Времени свободного теперь много будет….

Утром, когда поднялся, хозяев в доме не было, только хмурый Олег сидел за столом, мучаясь похмельем.

– Где все? – поинтересовался.

– На работе, – буркнул друг. – Ты не знаешь, с кем я вчера сцепился? – пощупал распухшую губу.

– Нет. Я тебя даже не видел, – пожал плечами я. – Будем хозяев ждать или поедем?

– Поедем, я уже утром с ними простился. Гостинцы для Любки и дочки уже в машине, – сообщил.

Довез друга до шоссе и посадил на попутку. Надеюсь, подбросит Олега ближе к дому, чтобы не тащиться ему по городу с тяжелыми свертками, собранными хлебосольной хозяйкой для любимой дочери и ненаглядной внучки.

Вернувшись, расположился за столом, собираясь написать письма друзьям пока есть время. Под Мишкино сопение быстро набросал первое письмо Егору в Ленинград, тьфу в Санкт-Петербург с 1991 года. Описывать свои проблемы не стал, а только намекнул, что возможно приеду на продолжительное время.