Новая Вселенная. Мир среди звезд Татьяна Барматти

1. Глава 1 – Пробуждение.

Глава 1 – Пробуждение.

«Глубоководное состояние снято. Пульс 74, низкое давление 66. Начинается процедура пробуждения…»

Внезапно открыв глаза, словно от импульса электрического разряда, я в замешательстве посмотрела по сторонам. Я лежала в теплой, вязкой жидкости. Подсознательно вскрикнув, я смогла услышать только унылый хныкающий звук.

Что случилось? Разве я не должна была умереть? Испустить последний вздох и уже покоиться с миром?

Заметив, что жидкость начала испаряться, полностью исчезая, я сняла с лица респиратор, хрипло дыша. Находилась я в какой-то полупрозрачной коробке, уж очень напоминающей гроб. Наверное, если бы было темно, я бы заподозрила, что каким-то невообразимым образом смогла проснуться уже… после.

Вздрогнув от своих же догадок, я начала бить кулаками по крышке этого гроба, слыша, как с отчетливым щелчком она открылась. Если бы меня попросили описать мое состояние сейчас, я бы точно не смогла. Смесь облегчения и страха смешались в один коктейль, не позволяя даже одной связной мысли появиться в голове.

Я реально была напугана. Впрочем, еще в большее замешательство я пришла, когда увидела обстановку вокруг. Это точно был какой-то медицинский кабинет, с кучей разных приборов и одним единственным… гробом посередине. Кажется, мне не повезло.

Может, на мне после смерти ставили опыты? И сейчас, скорее всего, будут еще больше опытов проводить, ведь я ожила!

Прикусив нижнюю губу, пытаясь привести мысли в порядок, я заметалась взглядом по комнате. Нужно бежать! Но куда я убегу? Меня же точно схватят, как только я выйду отсюда. Увы, но я всегда была реалисткой, так что можно зря не мечтать.

Опустившись на пол, прямо в каком-то сером больничном халате, я уныло посмотрела на свои руки. Мою жизнь трудно назвать легкой, очень трудно, но это, по крайней мере, была моя жизнь. Я сама отвечала за свои действия, сама боролась с трудностями и сама принимала решения. И если сейчас я стану просто подопытным кроликом, разве от этого мне будет лучше?

Прикрыв глаза, я перенеслась в прошлое. Мое детство было довольно хорошим. Пусть у нас было немного денег, но родители меня очень любили. После, когда мне было девятнадцать, они разбились в автокатастрофе, и я осталась одна, точно зная, что помощи ждать не от кого. Училась я в то время на повара кондитера, но даже с таким, казалось бы, недорогостоящим образованием, денег катастрофически не хватало. Мне приходилось работать и учиться одновременно, часто недосыпая и недоедая. Ну а после я влюбилась.

Хрипло рассмеявшись, я покачала головой. Тогда казалось, что это любовь всей моей жизни. Я отдала этому мужчине все. Не побоялась продать квартиру, которая осталась от родителей, чтобы переехать в другой город, где ему предложили работу. В итоге оказалось, что я в новой квартире и не хозяйка вовсе, а любящий муж превратился в скотину. Мне приходилось работать, как проклятой, чтобы содержать себя и «любимого». Радовало только то, что забеременеть я не успела, и не пришлось думать еще и о детях.

Впрочем, наша «сладкая» супружеская жизнь долго не продлилась, я попросту не выдержала и подала на развод. Вот только даже получив долгожданную свободу, я не почувствовала себя счастливой. Все мои мысли занимала оплата съемного жилья и попытка свести концы с концами. Вся моя жизнь превратилась в серое нечто.

К тридцати годам, когда я немного отошла от пережитого, все немного наладилось. Я начала отвлекаться и заниматься еще чем-то, кроме работы. Даже домик в глухой деревушке купила, где и отвлекалась от городской суеты, отдыхала душой и телом. Но, наверное, я просто была не рождена для спокойной жизни. В возрасте тридцати трех лет я заболела, а в тридцать четыре умерла.

Радовало меня во всем этом, наверное, только то, что я успела увидеть падение бывшего мужа. Он нашел на свою голову «ту самую» женщину и она обобрала его, как липку, выкинув, словно поношенный носок. Так что доживала я свои дни мирно, полностью смирившись со своей судьбой. Денег на высококлассное лечение у меня не было, а домик в деревне стал моей отдушиной и самым правильным решением в жизни.

М-да, только ничего не закончилось, и сейчас на мне будут проводить опыты, словно я какая-то лабораторная крыса. И ведь говорят же, что человеку перепадает столько испытаний, сколько он может выдержать. Интересно, я создана из титана?

Только я собиралась впасть в отчаяние, как в комнату влетел статный мужчина, стискивая меня в объятиях. Наверное, главный экспериментатор. Радуется, что я выжила и смогла сделать его теорию реальной?

Почувствовав, как навернулись слезы на глаза, я слегка отвернулась, не желая показывать свою слабость. Пусть радуется, сколько влезет, мне радоваться нечему.

– Доченька, ты наконец-то очнулась!

А? Доченька? Это кто, я?

Опешив, я посмотрела на мужчину, как на душевнобольного. Он принял свой «эксперимент» слишком близко к сердцу и сейчас считает меня своей дочкой? Точно шизик.

– Доктор Фридрих, что с Наденькой?

Так он не доктор? Или это у них здесь принято так? Вопрос о том, откуда он знает мое имя, я пропущу. Понятно же, что они проверили всю информацию о своем эксперименте. Наверное, знают не только данные моего паспорта, но и всю мою подноготную.

– Пульс учащен, дезориентация в пространстве, – пробормотал неизвестный мужчина в халате, скорее всего, доктор Фридрих, подойдя ко мне.

Удивленно моргнув, я посмотрела на его руку. Вот же, больные, планшет себе в кожу вшили. Или развитие уже дошло и до такой дикости? Даже интересно, сколько лет я пролежала здесь овощем? Хотя, тогда я определённо не смогла бы ходить, все мышцы давно бы уже атрофировались.

Что-то не сходится! Если я плод эксперимента, то почему меня никто не спешит отправить на опыты? Или они пока не отошли от радостного шока?

– Госпожа Каприсе, как вы себя чувствуете? – поинтересовался доктор, смотря на меня. – Господин Каприсе, пожалуйста, проводите свою дочь к кушетке, мне нужно проверить ее состояние.

– Конечно, сейчас. Давай, дочка, не спеши, – кивнул мужчина и ласково приобнял меня за талию, ведя к одинокой, больше похожей на стул, кушетке в углу комнаты.

Не успели мы подойти, как доктор что-то сделал и стул превратился в настоящую кушетку. Похоже, я все-таки схожу с ума, а не мужчины. Наверное, у меня помутнение рассудка на фоне «воскрешения». В такой ситуации любой бы человек с ума сошел.

Не особо реагируя на действия мужчин, я пребывала в своих мыслях. Мне не хотелось ничего, просто лечь и отдыхать. Насладиться тишиной и покоем, без боли от болезни и глупых мыслей о жизни и смерти. Человеку, по сути, немного нужно для счастья. Вовремя поесть, сладко поспать и не болеть. Конечно, еще можно как-то развлечься и попутешествовать, набираясь впечатлений. В остальном же все относительно.

– Госпожа Каприсе! Госпожа Каприсе!

– Вы это мне? – спросила хрипло я, совершенно не узнавая собственного голоса.

– Да, вам. Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – прошептала я, тупо смотря на мужчину.

– Есть ли головные боли? Может, у вас болит правая рука? Или вы чувствуете сдавливание в груди?

Прислушавшись к себе, я медленно покачала головой. У меня ничего не болело. Даже странно, если честно, что ничего не болит. По идее, должно болеть, как минимум… все тело.

– Странно… – выдохнул приглушенно доктор.

– Что странно? – нахмурившись, уточнил мужчина, который до этого меня обнимал. Господин Каприсе, если я не ошибаюсь.

Вот только, почему доктор обращается ко мне и к мужчине одинаково? Я вообще-то Перепелкина Надежда Андреевна!

– Почему вы называете меня госпожой Каприсе? – тихо выдохнула я, неуверенно посмотрев на мужчину.

– Что вы сказали? – вытаращившись на меня, громко переспросил он, от чего я, каюсь, вздрогнула.

Просто неожиданно, что человек, до этого вполне вменяемый, неожиданно начал орать. Даже моему бывшему мужу нужно было пару секунд, чтобы воздуха больше в легкие набрать. Тут же, казалось, что он вообще вдохнуть забыл.

– Ничего, – поджав губы, вздохнула я.

– Доченька, скажи папе, почему доктор не должен называть тебя госпожой Каприсе?

Нахмурившись, я недоверчиво посмотрела на мужчину. Или он искусный актер, или я не должна помнить, кем я была до этого? Ну, или он действительно не понимает, почему?

Сглотнув, я прикусила нижнюю губу, обдумывая свой ответ. Почему-то откровенничать совершенно не хотелось. Был какой-то внутренний инстинкт, интуиция, что лучше пока промолчать или соврать.

– Я не знаю, – покачала я головой.

– Как вас зовут? – вклинился в наш разговор доктор.

– Надежда, – приглушенно пробормотала я, точно помня, что ко мне так обращались.

– Хорошо. Ваша фамилия? Сколько вам лет?

– Не знаю, – бесхитростно соврала я, глупо хлопнув несколько раз ресницами.

– Возможно, это временная амнезия, – обрадовал нас с… папой доктор Фридрих.

Приподняв брови, я исподтишка наблюдала за мужчинами, замечая, как «папа» немного пошатнулся. Кажется, он действительно не играет. Тогда, что происходит?

Снова попав в объятия мужчины, я тихо вздохнула. Обниматься с посторонним мне человеком было слегка неловко, но если ему от этого легче, так тому и быть. Я не жадная, когда надо мной не ставят никаких опытов.

– Не волнуйся, родная. Неважно, помнишь ты что-то или нет, папа всегда будет рядом. Совсем скоро ты узнаешь все снова. Папа рядом, – снова повторил он, словно у него заела пластинка.