Да, пожалел я потом, что не записался на все три смены!
А периметр приходилось держать. Каждый вечер на той стороне пруда кучковалось местное пацанье, и периодически осуществлялись попытки проникновения. Как-то совсем уж достали, и я пальнул по верху. Соль свистнула по веткам, посыпались листья.
– Убил! Убил!!! – заверещал кто-то дурашливым голосом.
Ну, думаю, надо вечерний обход произвести. Захожу в крайний, десятый корпус. Время к десяти, отбой, а не спят.
– Нарушаешь, мать, – говорю пионервожатой Наташе.
– Да заколебали уже.
– Дай-ка я попробую.
– Хорошо, сказку на ночь – и дрыхнуть!
Полчаса рассказывал какую-то небылицу, сверстанную из нескольких сказок. Уснули. И пошли мы с Наташкой на посиделки к Толику с аккордеоном.
Утром я проснулся знаменитым. За завтраком начали подтягиваться делегаты из корпусов: «Политрук! Сказочку!! Вечером!!!»
Волейбол в парке, 1968 г.
Термин «плаврук» пионеры не воспринимали никак, а вот политрук – это было понятно. В Советском Союзе.
И началось! Каждый вечер я устраивался в очередном корпусе, пионеры подтягивались по двое-трое поближе, совали под подушку пряники и конфеты с ужина и полчаса слушали очередную «Шахерезаду». Пятиклассники уже воспринимали Жюль Верна, Дюма и Луи Буссенара.
Как-то периметр начали нарушать в сухопутном режиме, через забор. И я неудачно толкнул самого наглого так, что он покатился кубарем. Достали.
– А, – запричитал он, – сильный, да? Погоди, вот вечером придут старшие, они тебе покажут!!
– Иди, – говорю, – дефективный!
Сыграли несколько партий в волейбол, и начальница говорит: «Ребята! Не хотите встретить нашего фельдшера на станции? Она из города медикаменты везет?»
Мы с Толиком вызвались. Тяпнули по кружке пива, встретили тетю Нину и вокруг пруда чешем домой. Вдруг встречают нас Наташка с Ленкой и говорят: «Ребята! Вас там ждут! Местные. Парни здоровые. Мы боимся! Там их Серафима Михайловна уговаривает!»
Мы с Толиком залегли в траве под забором и ждем развития событий.
Через полчаса идут, человек пять. Да, думаю, если бы они нас застали, то не отбиться.
Прошли они, и я к начальнице:
– Серафима Михайловна! Как же это вы их уговорили?!!
– Я, сынок, два десятка лет работала в исправительно-трудовой колонии для малолеток!!!
На следующий день мы с этими парнями играли в волейбол.
Стройбат
Армия окружала нас с детства. Первое послевоенное поколение. Самое многочисленное. Я с сорок шестого, Славка с сорок восьмого, Юрик с пятидесятого. Четыре года – три пацана. Будущие защитники Родины.
Наши отцы еще носили фронтовые гимнастерки и фуражки. Собирались на 9 Мая и вспоминали Восточную Пруссию. Помню медали на отцовской груди – «За взятие Кенигсберга», «За оборону Сталинграда» и «За отвагу». Три самые достойные медали.
В статусе медали «За отвагу» прописано: «За мужество и отвагу, проявленные в прямом соприкосновении с противником». Вот так вот. Мы гордились своими отцами.
Родина была рядом. Село Александерталь. Долина Александра. Рядом другие «долины» – Мариенталь, Визенталь.
До войны это была Республика немцев Поволжья, простиравшаяся в лучшие годы от Саратова до Симбирска.
В августе 41-го всё ее население, около полумиллиона человек, было выслано в Сибирь, Казахстан, на Крайний Север.
После института, приехав в Салехард, я встречал там уважаемые фамилии – Гербель, Май, Майер.
Единственный народ, не реабилитированный после сталинских репрессий по сей день!
А работящий был народ. В Надыме к нам в редакцию в девяностые годы приехал из Казахстана журналист Коля Юнгус, потомок этих переселенцев. Рассказывал занятную историю о трудолюбивых казахских немцах.