– C’ est le mot… Именно так поете, – пояснил Николя.

– Да, поем!

– Так поясните, что значит «это»?

Щеглов обескуражено глядел на улыбающегося Николя и не мог найти толкового ответа. В действительности в песне звучали такие слова «в борьбе за это», но за что Щеглов не мог ответить сразу, хотя и понимал, что за светлое будущее человечества, за буржуйское добро и так далее. Словом, он мог долго перечислять, за что надо бороться с буржуями, но тут, глядя на улыбающееся лицо белого офицера, он не смог моментально ответить и лишь еще больше злился. Щеглов лишь недоумевал, почему белый офицер так спокоен, хладнокровен, уверен в себе, ведь скоро ж его расстреляют…

«Ну и выдержка у этого белого», – подумал Щеглов, а вслух протянул:

– Как что такое это… Это… Это наше всё… Это наша жизнь…

– Понятно, очень четко и внятно объяснили, – подытожил Николя, перестав улыбаться.

– В общем… ты… хватит вопросики мне задавать! – вспылил Щеглов. – Здесь только я вопросы задаю!

Николя решил помолчать.

– Итак, отвечай! Имя, фамилия! – потребовал Щеглов, хмурясь.

– Николя. Николай Воронцов.

– Так, звание какое?

– И это вы знае…

– Черт, звание!

– Капитан.

Капитан, значит? Ладно… А где твой отряд?

– Нет его… Ваши красные сволочи его уничтожили.

– Что-о?! Да я тебя…

– Расстреляете? Ну и ладно.

– И не боишься?

Николя пожал плечами, ответив:

– Vous savez… Как сказать… Скорее – нет, чем – да.

– И откуда такая храбрость у белой гвардии?

– А мы знаем, куда попадем. Не то, что ваши красные.

– Гм, куда ты попадешь, буржуй?

– В рай, – с милой улыбкой ответил Николя.

– Ну, ты, нам религиозную пропаганду здесь не проводи! – строго произнес Щеглов. – Опиума для народа нам не надо.

– Гм, для кого-то она опиум, а для кого – духовное утешение, благодать, – заметил Николя.

После короткой паузы Николя поинтересовался:

– Может, мне можно присесть, комиссар?

– Ты скоро ляжешь, чего тебе сидеть-то.

– А стул нельзя мне принести?

– Нету здеся стульев для буржуинов! Нету! – грубо ответил Шеглов.

– Нету, так нету… Постоим.

– Вот стой да отвечай, где твой полк находится?

Николя молчал, смотрел куда-то вдаль.

– Ну, чё ты здеся отмалчиваешься? – обозлился Щеглов, ударяя кулаком по столу. – Ответь, может, тогда тебя не расстреляем.

– Нет, все равно расстреляете.

– А ты попробуй, – уговаривал Николя Щеглов. – Ответь. Я и папироску тебе дам, а?

– Не нуждаюсь в папиросках.

– А чего так, буржуин?

– Не курю.

Щеглов с напускным удивлением на лице воскликнул:

– Надо же! Может, ты еще и не пьешь?

– Иногда пью.

– Да? И с девочками не гуляешь? – Щеглов старался вывести Николя из себя, но у него это не получилось – Николя был хладнокровен, выдержан и очень спокоен, во всяком случае, внешне так это выглядело. В глубине души у Николя всё бурлило, он мечтал отомстить этому красному комиссару за все обиды, смерть его солдат.

Красноармейцы захохотали. Ни один мускул не дрогнул на лице Николя, он продолжал молчать.

– Какой ты выдержанный господин, ах, ты какой спокойный! Будешь скоро гнить где-нибудь на поле! Ну, где находится твой полк?

Однако Николя ничего не ответил Щеглову.

– Слышь, офицерик, а если мы твоего спутника убьем?

– Не убьете.

– А вот и убьем сейчас! – Щеглов потер руки, радуясь своей задумке. – А ну приведите сюда того другого!

– Жалко руки у меня связаны, – сказал со скрытой угрозой Николя.

– Угрожаешь? Мне?! Скоро тебя расстреляем!

– Вихри враждебные веют над нами, – пропел Николя, глядя на взъерошенные волосы Щеглова.

– Что это значит? – не понял Щеглов. – Чего ты вспомнил нашу песню?

– Просто…

Щеглов ничего не ответил Николя и тихо выругался.

Через минуты две привели связанного Тимофея. Он стал рядом с Николя, недоумевая.