Не может. Значит, это надо просто принять и больше не стараться.

Пространство с кораблем располагалось в противоположной части Города-Дома, но слова «противоположная часть», в данном случае, означали лишь необходимость в короткой прогулке по коридорам. Кирилл двигался по широким улицам третьего уровня, специально сделанным прогулочными; по обе стороны располагались темные витрины магазинов, а середина коридоров разграничивалась лавками, растениями или современным искусством: статуями, композициями, рисунками. Кирилл не очень хорошо разбирался в искусстве, но сейчас, в темноте и без людей, они воспринимались острее, ощущались как нечто большее, чем просто статуи, композиции или рисунки, значительно сильнее дополняя идентичность Города-Дома, нежели днем. Будто двигаешься по музею, кем-то и с большой любовью встроенному в обычную человеческую жизнь.

Вот переплетение тонких труб, похожих на трубы промзоны. Вот инсталляция из камней и железной руды – то, ради чего сюда и пришла цивилизация. Вот человек, вырастающий из пола и тянущийся к лампе…

Все было наполнено смыслом, все приобретало новые качества, но видеть это сейчас могли только Кирилл и полицейский, патрулирующий улицу.

За поворотом, ведущим в другой корпус, на радиальных лавках дремали какие-то школьники, одетые в неформальные мешковатые кофты с логотипами рок-групп. Кирилл был уверен, что рок свое уже отжил, и современные дети слушают другую музыку, но, похоже, ошибся – эти ребята были совсем юными. Они были так непосредственны, наивны и чисты, что невольно становилось завидно и горько. Вот девочка прислонилась к плечу мальчика, вот мальчик свесил руку и касался ею теплого пола – в одном этом моменте было больше трогательного, чем в неделе его семейной жизни.

Кирилл в детстве мечтал стать рокером, но потом это желание прошло, как и многие другие детские желания. И не то, чтобы это было плохо, но, глядя на детей, он вспомнил, как тогда считал себя единственно верным носителем правильных идей о том, каким должен быть мир, а рок-музыку единственно верным способом их донести, символом свободы, духом бесстрашия.

Кто знает, – подумал он, – если бы я стал рокером, то может и мир бы стал лучше, и жаловаться на окружающую жизнь было бы меньше поводов.

Он нашел нужный вход – узкую дверь с алым неоновым изображением корабля, а за ней – узкую лестницу вниз.

Музыка. Оттуда неслась музыка: электронная, ритмичная с гулкими басами, с каждым шагом на новую ступеньку становясь все громче. Красный полумрак, сменивший дежурный бледный свет в коридорах, подчеркивал ее, будто намекая, что темп жизни здесь совершенно не такой, как в сонном Городе-Доме этого часа.

Лестница закончилась небольшой площадкой, с которой открывался вид на корабль. Он был действительно таким, как его нарисовал сон: того же размера, деревянный, со стволами мачт. По эту сторону внизу вдоль борта располагались бары, по другую сторону – двери, а пройти к ним было возможно сквозь корабль, в борту которого имелись ворота, через трапик. Нос корабля искрился лазерами, в той стороне виднелась фигурка диджея, согнувшегося над вертушками. Невидимые Кириллу колонки исторгали из себя бит, а густой красный свет превращал окружающее пространство в полутемный адский мир, где предметы и люди смешивались в одну шевелящуюся массу. Кирилл повсюду видел темные силуэты: на палубе корабля, на лестницах, ведущих к палубе, у многочисленных баров на этой стороне. Силуэты корчились в танце, сбивались в компании, разбивались на пары, для которых здесь было достаточно интима, но и эти пары не выглядели отдельными, сливаясь в общий хаос. Хаос предлагал и Кириллу влиться, стать его частью, отречься от ежедневных проблем, объединившись с коллективным разумом этой дискотеки. А дальше уже как получится.