Два национала, занятые ремонтом грузовых нарт, повернулись в сторону пристани. Им сверху было хорошо видно, как по трапу, словно муравьи, вниз сбегают люди и падают на колени.

– Опять железный тюрьма, однако, приехал!

– Та-та! Много уже тюрьма приехал.

Шел август 1953 года. В Норильске уже два месяца продолжалось восстание заключенных. Администрация лагерей пошла на некоторые уступки и послабления в содержании узников, но только для того, чтобы потом жестоко, расправиться. Расстрелы велись практически каждый день то в одном, то в другом отделениях. Пятое «каторжное» отделение было последним, где еще продолжалась забастовка.

Барак мирно спал. Совсем недавно разрешили переписку. Андрей сидел на нарах и дописывал письмо в надежде отыскать родных.

Отложил лист и взглянул на зарешеченное окно. Лучи солнца проникали, внутрь освещая противоположную стену. «Скоро полночь», – подумал он и хотел встать. В это время снаружи раздался треск, затем пулеметные и автоматные очереди. С нар начли вскакивать и метаться по бараку заключенные. Внутри все заволокло дымом. Пули прошивали стены со всех сторон. Послышались истошные крики и стоны раненых. Сильный удар в грудь опрокинул его на нары и лишил сознания.

Андрей открыл глаза. Два юных солдата в красных погонах тащили его за ноги. Голова постоянно ударялась о камни. «А где бескозырка?» – подумал он и сделал попытку приподнять голову.

– Микола. Так вин еще живой! Може, пристрелити цю сволоту? – сказал один из солдат.

– Вот же сука. Да ладно, все равно сдохнет. Тащим к мертвым.

Его погрузили в повозку, где уже лежало несколько тел. Сверху накинули мешковину.

– Но! Пошла, родимая.

Бесконвойный ударил вожжами по крупу лошади. Повозка, подпрыгивая на торчащих из земли валунах, оставляя за собой шлейф красной пыли, стала удаляться от ворот пятого каторжного отделения.

Налетевший порыв ветра задрал край мешковины, и откинул ее в сторону. Андрей увидел знакомый восточный склон горы Шмидта, который щетинился охранными вышками, сотнями столбов, связанных между собой колючей проволокой, ограждающей бараки. Он сделал попытку приподняться, но ни одна мышца не напряглась, тело его не слушалось. Лошадь остановилась, отмахиваясь хвостом от полчищ комаров, облепивших ее. Похоронная команда из числа заключенных быстро разгрузила телегу и подошедшую грузовую машину, кузов которой был заполнен телами.

До него доносились глухие голоса:

– Все. Здесь последняя партия.

– Следующую сваливаем ближе к ручью.

– Федя, может глаза ему закрыть?

– Да ладно, он уже другой мир рассматривает.

Андрей лежал как-то боком и уже не видел склона горы Шмидта, взгляд его уперся в кустики шикши, свисающие над обрывом ямы. Стебли с листьями темно-зеленого цвета, напоминающими хвойные иголки, были усыпаны черно-синими ягодами.

– Кравчук. Номера переписал?

– Только у кого были на робе.

– Зарывай!

Это были последние слова, долетевшие до его сознания.

Бульдозер с оглушительным треском из выхлопной трубы, толкая и перемешивая вал из дробленого камня базальтовых пород и зеленую торфяную подстилу из мха и лишайника, двинулся к краю неглубокой ямы.

Послесловие

Жена Андрея Полина была осуждена по статье «хищение социалистической собственности» сроком на два года. Старшего сына направили в колонию для несовершеннолетних. Двух других детей определили в разные детские дома. После окончания войны Полина была амнистирована, и сразу же бросилась на поиски детей, которых нашла только через два года. О главе семейства так и не было никаких известий.

Старший сын работал в МТС, средний шофером на грузовой машине, а дочь после окончании школы трудилась вместе с матерью на ферме. Широковы сидели за столом летней времянки и обедали.