Арчи не был таким. Он был молод и силен, был способен помочь безымянному старику в ответ на его помощь, да не додумался до этого, а может, и ему не было до этого дела, может, потому, что он в первую очередь думал о себе, а не о других, как, в принципе, обычно бывало. Раньше ему было плевать на это с высокой колокольни. Но то было раньше, а сейчас был новый день, и вместе с ним взял свое начало новый человек, озлобленный на себя до глубины души.
Эти мысли крепко засели и укрепились в голове Арчи, и с этими мыслями он незаметно для себя подошел к вкопанным у обочины автомобильным колесам, служившим ему очередным ориентиром. Значило ли это, что он идет в нужном направлении по правильному маршруту, продиктованному ему стариком?
Изгородь из колес обозначала край дороги, по которой раньше ездили редкие в этих краях автомобили. Для Арчи это было неестественно и некрасиво, это нарушало гармонию экологически чистого места, но, когда он подошел поближе и присмотрелся, увидел едва видимый след зеленой краски, которая чудом сохранилась на лысой резине. «Другое дело!» – подумал Арчи и улыбнулся. Он прикинул, что колес не меньше двадцати штук и ради интереса и хоть какого-то развлечения проверил свою гипотезу точным подсчетом. На двадцать седьмом колесе изгородь прекратилась на небольшое расстояние, занятое лужайкой с невысокой травой (не такой, как везде). За ней как будто ухаживали и постригали ее, или просто слишком часто ходили по ней, отчего трава была примятой и только казалась облагороженным газоном.
Заканчивалась лужайка полуразрушенным редким забором, наклоненным в сторону дороги. Трухлявая, покрытая мхом прямоугольная дверь калитки была слегка открыта от наклона и один из ее углов упирался в землю, предотвращая полное ее открытие. Казалось, что вся конструкция вот-вот рухнет от собственного веса или от веса воробья, прилетевшего с ближайшего дерева, севшего на забор и глядящего на незваного гостя, как стражник заброшенного королевства, готовый пойти, точнее, полететь в атаку, созывая своих соратников птичьим пением, и совершить пикирующие удары по глазам, рту, носу, ушам и темечку врага, не забыв и про больной мизинец.
Арчи передернуло от размышлений, от которых он не мог не улыбаться. Какие еще сказки ему лезут в голову, он не понимал, но знал одно четко и уверенно, что ему во что бы то ни стало хотелось заглянуть в таинственную щель калитки и посмотреть на постройку, крышу которой он видел за забором.
Раньше это была двускатная крыша с кирпичной дымовой трубой, из которой, несомненно, пыхая, вылетал густой серый дым. Сейчас она вся прогнила и один скат ее обрушился, как и обрушилась труба, и некоторые ее кирпичики лежали прямо на крыше.
Медленно и уверенно он направился к двери, стараясь не нарушать природной тишины и боясь вспугнуть воробья-стражника. Он подошел ближе, и когда смог разглядеть на заборе паутину с плетущим ее пауком, воробей вспорхнул и с гремящим свистом пролетел возле его правого уха. Еще бы чуть ближе и без царапины было бы не обойтись. Арчи это не остановило. Взглянув на дверь с расстояния вытянутой руки, он подумал, что смог бы проломить ее одним лишь указательным пальцем (о чем и говорил ему старик), настолько она была трухлявой и держалась на честном слове или на молитвах бывших хозяев.
Арчи попытался заглянуть в щель. Та была намного уже, чем казалась раньше, что голова не пролезла в нее. Недолго думая, он потянул край двери. Она, упершись в землю, не открывалась, а вот доска с треском отломилась без каких-либо усилий, глухо упала на землю и примяла невысокую траву. Он прошмыгнул в рукотворно-увеличенный проход, не задев ни двери, ни забора. Как коты и кошки пролазят в такие маленькие отверстия, так и Арчи пролез между трухлявых досок. Сначала он даже порадовался за себя и похвалил за грацию, подобной кошачьей, потом его штанина за что-то зацепилась.