Схватив меня за шиворот, мой надзиратель оттащил меня к раковине и приказал:

– Умойся!

Дрожащей рукой я открыл кран с холодной водой, сложил руки лодочкой и поднес к губам. Вода была хлорированной, но все же лучше, чем пить собственную блевотину. Я попытался как можно тщательнее прополоскать рот и горло, но гадкий, мерзкий привкус все же остался. Едва я смыл с лица последние капли содержимого моего желудка, меня грубо оттащили от раковины и снова куда-то поволокли.

Я услышал грузный скрип массивной стальной двери. За ней оказалось на половину пустое помещение. Лишь ржавая металлическая кровать в центре. Следом за нами вошли еще двое санитаров. В руках они держали широкую белую простыню, с которой на пол капала вода. Сил и желания сопротивляться у меня не было, я смирился со своей незавидной участью. Санитары обмотали меня, как мумию, холодной, влажной простыней. Холод мгновенно добрался до костей. Я будто очутился голым на северном полюсе, обдуваемый со всех четырех сторон ледяным ветром.

Санитары уложили меня на кровать. Она скрипнула под моим весом, и я услышал тихий шелест – это ржавчина посыпалась на пол, застилая его хрустящими рыжими хлопьями. Широкими, толстыми ремнями мне зафиксировали голову и все остальное тело. Я лежал неподвижно, словно гусеница в коконе, готовясь к превращению. Я почувствовал, как игла входит в шею, и в вену вливается какое-то лекарство. Дверь закрылась с таким же скрипом, как и отворилась, и с той стороны опустился тяжеленный засов, запечатывая меня здесь.

Еще два раза за то время, что я находился в изоляции, ко мне заходили санитары и вкалывали очередную порцию неизвестного препарата. Лекарства все время держали меня в сознании, не давая заснуть, но в то же время сознание у меня было как в густом тумане, не давая мне свободно думать, оставив меня наедине со своими страхами. Не знаю, как долго я находился там. Чувство времени исчезло. Для меня все время делилось на «до» и «после» попадания в изолятор. Как ни старался, я так и не уснул, с каждой секундой я ощущал свое одиночество все сильнее. С каждой секундой я все сильнее отчаивался, и с каждой секундой я все яростнее мечтал о смерти.

Компьютер запищал, оповещая о новом, только что полученном сообщении. Я поднялся из-за стола, за которым спал, и проковылял в комнату. Сообщением оказалось письмо, присланное на электронную почту анонимом. Я открыл письмо, ожидая увидеть ставший уже обыденным спам. Когда я увидел послание, глаза у меня вылезли на лоб.

Твоя вера – ничто.

Твоя жизнь не принадлежит тебе.

Твой разум – лишь плод твоего воображения.

Мой мозг отвергал новоприбывшую информацию. Я смотрел на пиксели на экране, складывающиеся в буквы, которые в свою очередь складывались в слова и предложения. Я читал текст письма снова и снова, не в силах понять, кто мог надо мной так подшутить, ведь я никому не рассказывал о своем сне. Или рассказывал? Не помню. Может быть, я и проболтался на работе, а теперь кто-то хочет вывести меня из себя, помогает мне свихнуться. Я представил, как кто-либо из моих, так называемых, коллег сидит сейчас перед своим монитором и щелкает по клавишам с довольным лицом, радуясь своей шутке. Но мне было не смешно.

Компьютер пискнул еще раз, оповестив о новом письме от того же доброжелателя. Дрожащей рукой я навел курсор мыши и открыл письмо.

Ты не прав.

Что? В чем? Что за глупость? Я был в недоумении, оцепенел. Я отказывался верить в то, что происходит. Пришло еще одно письмо.

Ты никому не рассказывал.

Тогда как…? Я не успел додумать мысль, как пришло новое письмо.