Стильный старичок в пиджаке и шейном платке с павлинами осмотрел всё содержимое шкатулки с помощью увеличительного стекла, выбрал одну, спросил цену и, не торгуясь, отдал продавцу купюру. Он припрятал покупку во внутренний карман пиджака и собрался дальше. Даниель перегородил ему дорогу и вынул свою ручку из футляра перед его носом. Старичок осмотрел ручку, поинтересовался ценой и оглядел Даниеля.

– Краденное не покупаю.

– Это подарок.

– Да-да, конечно. А чего продаёшь, если подарок?

– Деньги нужны.

– Это заметно. И кто же подарил тебе такое?

– Садовник один. Марко. Ему не надо, у него руки трясутся и памяти нет. А раньше он что-то писал… Не важно. Берёте или нет?

– Значит, Марко писатель? Случайно не Марко Марино?

– Нет. Кажется, он Де Сантис.

– Он ещё жив? – хмыкнул гигант из-за прилавка. – О нём уже сто лет никто не слышал.

Старичок оживился:

– Была какая-то неприятная история, или авария, или что-то такое… У него всё забрали за долги. Дом, имущество, всё. Даже рукопись последнего романа, которую нашли у него в доме. И знаете, она была написана в тетрадях красными чернилами?

Гигант вяло помотал головой. Даниель вынул из кармана флакон и продемонстрировал красное содержимое на просвет. Старичок охнул.

– Я покупаю у тебя эту ручку. И дам тебе ещё сто евро, если ты докажешь, что это подарок Марко Де Сантиса. И того двести.

– Докажу? Как?

– Например, если он сам это подтвердит, то…

Даниель помотал головой.

– Что? Хочешь триста?

– Нет… в смысле, я передумал.

– Но почему? Ты же сам сказал, тебе нужны деньги.

– Вы сказали, что Марко они тоже были нужны. Но он не продал ручку. Значит, она не продаётся.

Старичок цыкнул, пожал плечами и исчез в толпе.

Даниель нашёл Вито там же, где оставил, у коробок с фотографиями. В руках у того была сложенная картонка. Внутри оказались фотографии детей и взрослых с детьми, явно очень старые.

– Это в коллекцию, – пояснил Вито. – Фото постмортум.

– Что это значит?

– Дети на этих фотографиях мертвы. Смотри, их держат, как кукол, придают позы, но если повнимательней присмотреться к глазам…

– Они открыты…

– Да. Сейчас так не делают, но когда-то дети умирали пачками. При жизни их не успевали сфотографировать, приходилось после смерти. Ты-то как, продал, что хотел?

Даниель помотал головой.

– Я загляну ещё в пару мест в городе, может быть ещё что-то попадётся. Ты со мной?

– Нет. План поменялся.

– Ну, как хочешь. Увидимся.

Карл был прав насчёт равновесия. Чтобы получить что-то, нужно что-то отдать взамен. Своими инсталляциями из мусора Карл увлекал и удивлял прохожих. И это удивление возвращалось звоном монет по железной банке. Даниель подумал, что и сам кое-что умеет.

Он шёл, пока не решился свернуть под вывеску в тёмный подъезд с натёртыми львиными головами между распахнутых внутрь дверей. Из лифта выскочили девушки, щурясь от света с улицы. Одна наступила Даниелю на ногу, извинилась, сморщила нос, почуяв тяжёлый запашок, и побежала догонять остальных.

Даниель поднялся по лестнице и заглянул за стеклянную дверь отеля. Из-за стойки едва торчала чёрная голова служащего. У дальней стены стояло несколько чемоданов, на мягких пуфах сидели женщины, рядом дети мучили искусственное растение. Мужчина, круглолицый, со смешно завёрнутыми мочками ушей заполнял у стойки бумаги.

Даниель вошёл и сел на стул возле большого зеркала. Служащий приподнялся из-за стойки, бегло осмотрел приёмную и дежурно поздоровался с Даниелем по-английски. Даниель поздоровался в ответ.

– Хватит носиться, посидите спокойно две минуты, – зашипела женщина на детей по-французски. Мужчины перебрасывались через стойку фразами на английском.