– Потому что я просил его не приходить. Своими россказнями он мне мешает сосредоточиться на реальности. Промывал мне мозг, чтобы я оставил церкви побольше денег. А у самого глаза рыбьи.

Уго замолчал и с минуту как будто спал.

– Я стал быстрее уставать. Скоро обезболивающее станет действовать хуже, а я буду болтаться в беспамятстве всё дольше и дольше. Ты получишь копию дневника без права распространения. Все права на него будут у Сильвии. Таков наш договор.

Уго снова помолчал, отдыхая.

– Приходи в любое время.

В последний день каникул Лиза и Даниель таскались за Вито по улице хвостом, вытягивая истории из больничной жизни. Они ходили кругами, Вито не хотел уходить далеко от дома. Из окна высунулась Ариадна и помахала Вито. Тот немедленно кинулся домой.

– Звонила Мария. Сказала, Уго просил тебя прийти, – Вито выслушал это в дверях и кинулся прочь. Во дворе на бегу махнул друзьям, что всё объяснит позже и запетлял переулками в сторону больницы. Терпения ждать автобус не было. Он пробежал пару остановок, когда автобус его догнал. Вито запрыгнул внутрь и уткнулся в контролёра. Он машинально похлопал себя по карманам, но уже сам понял, что билета у него нет. Автобус уже поехал, всё говорило о том, что неприятности стоят сейчас перед ним, одетые в тёмно-синюю форму. Кто-то протянул руку сквозь толпу и отдал контролёру билет. Тот его прокомпостировал и вручил Вито, который поискал глазами добродетеля. Им оказалась Оливия, дочь Терезы. Она тоже сошла у больницы. Вито поблагодарил её и рванул по коридорам.

В палате Уго повисла тихая печаль. Вито вошёл, стараясь ступать мягче. Сильвия вглядывалась в лицо Уго и держала его за руку. Она забыла про видеокамеру. Вито повернул камеру в сторону кровати, скадрировал картинку в видоискателе и включил запись.

Прошло часа два. Вито пару раз поменял в камере аккумулятор и один раз карту памяти. Падре Винцент появился в дверях, шепнул сиделке, что будет в холле, если понадобится. Та кивнула так медленно, будто боялась кого-то спугнуть или что-то расплескать. Винцент скрылся и прикрыл за собой дверь. Тишину нарушало шипящее, со свистом и клокотанием дыхание старика и шорох тонкой, сморщенной, веснушчатой кожи на руке под ласковыми пальцами Сильвии. Вито приоткрыл рот, чтобы к тому, во что он вслушивается, не примешивался звук его собственного дыхания и до рези в глазах всматривался в лицо Уго, глядя то на него самого, то на экран видеокамеры.

Дыхание старика становилось неглубоким, паузы между порывистыми, утомительными вдохами удлинялись, пока не сменились последней, переходящей в его, Уго, персональную вечность.

Сильвия отпустила ладонь, встала и открыла дверь в палату. Вслед за запахами из коридора появился падре и дежурная медсестра. Вито выключил камеру и вышел в оранжерею. На дорожке стояло пустое кресло на колёсах. Вито присел на декоративный камень и принялся разглядывать пятна отражённого от стёкол света, просвечивающего листья, как рентген. Через несколько минут с ним рядом оказалась Сильвия.

– Спасибо, что присмотрел за камерой. Мне было не до неё.

Вито улыбнулся и пожал плечами.

– Тебе, должно быть, тяжело такое наблюдать?

Вито снова пожал плечами.

– Скажи что-нибудь. Может, тебе успокоительного дать? О чём думаешь?

– Думаю, какая ненадёжная конструкция у человеческого тела.

Сильвия хмыкнула:

– Понятно, успокоительное не пригодится, – и собралась обратно в палату.

– И почему нельзя дать человеку новое тело, или хотя бы часть? Уго говорил, что отдал бы за это всё, что у него есть.

Сильвия обернулась.

– Не знаю. Может быть потому, что тогда пришлось бы отнять это тело у кого-то другого.