Погоня перекинулась на холл первого этажа, где промежуток сократился до считанных шагов. Лиза след в след огибала за Вадиком препятствия в виде изумлённых учащихся. Этому коротышке не сдобровать! Догнать негодяя стало делом чести, но тягаться с рождённым для бега необычайно сложно.

Круг близился к концу, когда по противоположной лестнице Лиза взбегала обратно на второй этаж. Измученная и запыхавшаяся, встречала она взглядом любопытных одноклассников, выстроенных вдоль, чтоб, очевидно, не мешать. Те верещали и что-то выкрикивали. Вперёд остальных выдалась Юля…

Вадик враз проскочил зрителей. Поравнялась с многоликой толпой и Лиза, где в последний момент различила Юлину подножку. Избежать столкновения не удалось. Лиза оторвалась от опоры и продолжила движение уже в полёте. Вместо рыжего перед глазами поднялся жёсткий пол. Глухой удар. Колени ошпарило болью. Лиза лежала плашмя. Шум стих. Погоня завершилась.

Не издавая ни звука, Лиза неторопливо поднималась. Оказавшись на ногах, она с маской спокойствия проплыла сквозь ребят, чтобы затем проследовать в дальний уголок школьного крыла.

Слышалось, как с окончанием зрелища народ разбредался. Лиза спустилась спиной по стене, не сводя глаз с пушистых облаков за окном. Она старалась ни о чём не думать, отгоняла любые мысли.

Сосредоточенной волей, то щуря глаза, то дыша ртом, Лиза боролась с бурей внутри. Она противилась, крепилась, но глаза предательски наполнялись влагой. Наконец Лиза сдалась, и по щекам ручейком потекли слезинки. Тогда, чтобы спрятать всхлипы и вздохи, она закрылась ладонями. И заплакала с новой силой.

Так прошли минуты. Растерев слёзы по лицу, Лиза увидела стоящего перед ней Лёшу, а за его спиной – близнецов с класса, Сергея и Кирилла. Парнишка спереди сжимал её берет и рюкзак.

– Лёха, давай скорее!! – доносился лай одноклассниц.

Не глядя в глаза, он аккуратно опустил берет на голову и вручил рюкзак. Первый красавчик в классе выглядел неловко. Даже казалось, хотел что-то сказать, но промолчал и подчинился подругам…


«Рядом с Женей я чувствовала себя нормальной, а теперь я изгой и посмешище. У других детей есть всё. У меня нет ничего. Я хочу, как и другие, нарядить ёлку на Новый Год, чтобы меня дурачили байками про Деда Мороза, чтобы мама проверяла дневник и спрашивала, как дела; чтобы мальчишки в классе дёргали за косички! Хочу сплетничать с подружками! Хочу, чтоб меня не рисовали на парте! Лучше б я умерла от лейкемии. Лучше бы вообще не рождалась!»

Лиза старательно выводила мысли в дневнике, что представлял собой широкий блокнот в клетку. В кепке, что снимала лишь перед сном, упёршись в простенок, завешенная шторами и тюлем, она сидела на подоконнике с вытянутыми ногами; с улицы изредка отвлекали прохожие. У окна третьего этажа, там, где любила прятаться, Лиза заметила, что на улице уже горели бледные фонари, и скоро совсем будет трудно писать.

«…Дорогой Дневник, спасибо, что у меня есть ты. Всё чаще кажется, что остаётся лишь один выход. Хотя если быть придирчивым, то два: это Троицкий или Дворцовый мост. Троицкий красивее, а Дворцовый ближе и родней. Хотя если разобраться, то какая разница. И самое обидное, все обо мне быстро забудут. Может, даже покажут меня по „Пятому каналу“, ну а на следующий день точно забудут. Зато маме будет легче без меня устроить свою жизнь, я уже не говорю, как будет рад весь мой класс! В любом случае более бесполезного существа, чем я, на нашей планете едва ли найдётся…»

Внезапно Лиза услышала голос отчима и кого-то ещё. В комнате она находилась уже не одна. Теснясь на подоконнике, дышала еле заметно. Если мама узнает о прогуле дополнительного по математике, ей попадёт.