Начальник еще раз покивал головой:

– Это ты молодец.

Появилась Лёшкина физиономия.

И сразу же доложила:

– С пробочкой ничего не вышло, потому что и не должно.

– Канал от штопора на то место пришелся? – догадался я.

– Конечно, он же широкий.

– По коробке они что сказали?

– Будут еще проверять, но по первому осмотру – печатки родные и заметных повреждений у коробки нет.

– Что же у нас есть? – риторически произнес начальник и посмотрел на часы.

Время уже сильно перевалило за семь, и торчать на работе дольше не имело смысла.

– Ладно пинкертоны, вы завтра прямо с утра с врачами свяжитесь – когда отца с дочерью опросить можно. Требуйте, чтобы быстрей. А в середине дня уже план розыскных мероприятий рисовать будем.

У нас на работе всегда имеется цивильная одежка, чтобы не светиться в нелюбимой народом ментовской форме в местах общественного пользования.

В такое, как раз, мы скоро бодрым шагом направились.

Кроме «Сада Эрмитажа» у нас была еще пара любимых точек, и одна из них – в тихом переулке рядом с Большим театром. Там «стоячка», но когда засиживаемся на работе – оно и лучше. И там всё что нужно для души наливают, а также свежие всегда бутерброды и вкусные жульенчики. Правда, может подвалить компания отыгравших спектакль или репетицию оркестрантов, и тогда становится тесновато и шумно, к тому же некоторые имеют способность с большой скоростью напиваться, громкость голосов повышается, кто-то пропоет один-другой кусок арии… всё это, однако, без хамства и даже забавно, но в такой обстановке уже ни о чем толком не поговоришь.

А вообще место, окруженное серьезными очень организациями, было интеллигентное.

Ходу нам быстрым шагом по Страстному, потом по Дмитровке – минут на пятнадцать.

Но не хочется сейчас особенно торопиться.

В Москве уже вычистили мостовые, нет черных ледяных остатков, и кажется, потеплевший асфальт, неизвестным науке чувством, тоже радуется освобожденной от холода жизни.

А как, кто-то или что-то, может не радоваться свободе и солнцу – которого становится много?

Пришли.

Еще здесь готовят мясо в горшочках, к которому хорошо по сто граммов чистенькой.

Однако потом – только пиво, у нас в этом смысле жесткое правило. Причем в летнее время мы от крепкого вообще отказываемся.

Едим, оголодавши, быстро, поэтому скоро переходим к делам.

…

– Как у тебя, Дим, общее впечатление?

– Мутное. Горничную я расспросил об отношениях – всё выглядит благополучно. Никаких ссор она не наблюдала. В квартире десять комнат, три ванно-туалетных блока. Центральная часть – где мы были – она же и место сбора. А так, расползаются по разным отсекам.

– Но Феликс отдельно живет?

– Он отдельно, хотя часто бывает. И кстати, Михалыч его поверхностно опросил.

– Условия не очень позволяли.

– Понятно, но надо в подробностях опросить с этой бутылкой, ее открыванием… может быть, кто-то входил-выходил… мы же реальной картины сейчас не видим.

– А какие вообще там варианты могли быть? И цель отравления всех сразу?.. Шантаж? А с кого потом деньги брать? Но главное – как яд оказался в бутылке? Анна в Париже его шприцевала?

– Если, вообще, это Анна туда цианид загнала. Чего, тогда, вино пробовать ее понесло?

– Как раз для алиби. Если всего – «на язык».

– И как это она так точно дозу рассчитала, чтоб не с концами?

Мы начинаем валить вопросы, но это не бестолковость, а метод: в подобных случаях нужно обязательно их сваливать все, так как нет главной версии, а выйти на нее – можно лишь разгребая всю кучу, разбирая, в том числе, и, кажущееся даже третьестепенным.

– Происхождение цианида, Дима. Его в аптеках не продают.