Мой мозг понимал, что поезда предназначены для того, чтобы идти параллельно, не навстречу друг другу, так что мы должны были оказаться в «безопасности» именно в этом узком месте. В тот момент не было достаточного количества времени, чтобы объяснять всю логику Айрис или даже моему собственному мозгу, что мы все-таки находимся в огромной опасности быть обезглавленными или расчлененными, в случае если бы из какого-то из этих двух поездов свисали какие-либо оказавшиеся не на своем месте металлические предметы или же если бы мы слишком далеко высунулись.
Все вернулось обратно в нормальное состояние в тот момент, когда летевший на всех парах поезд промчался мимо нас с грохотом, ревущим гудком и бьющими порывами ветра. Зазор было настолько узким, что мы должны были стоять бок о бок, как будто балансировали на подоконнике высокого здания. Я оцепенел от страха, ориентируясь только на использование своих умственных способностей, чтобы каким-то образом физически сжать нас обоих до меньшего размера. Айрис, вероятно, хотелось кричать, но ни один из нас не мог даже дышать.
Я до сих пор не знаю, спас ли ей жизнь или, наоборот, подставил под большую угрозу, потянув ее назад. Когда поезд прошел, на параллельных путях мы увидели легковой грузовик-пикап с оранжевым маячком на крыше, на холостом ходу. Из грузовика вышел человек и подошел к нам.
– Это вы двое были на путях, когда проходил поезд?
– Да… а что?
– Я только что получил радиосообщение от машиниста. Он подумал, что сбил вас, ребята. Так что я был не уверен, что делать, когда приду – забирать тела или еще что.
– Нет, мы в порядке.
Можно подумать, что он должен был арестовать нас или, по крайней мере, предложить, чтобы мы сошли с путей, но он просто сказал: «Хорошо» – и укатил.
Недавно Айрис рассказала мне, что она до сих пор хранит это сплющенное пенни.
Насколько бы ни был красив город Санта-Барбара, годы, проведенные в нем, были самым темным временем моей жизни. Контрастом атмосферы маленького городка, где все знают друг друга, была похуистическая сущность серферов. Я был окружен богатыми детьми, которые, нарезавшись, разбивали новые автомобили, купленные их родителями. А после того как на одной из домашних вечеринок я случайно натолкнулся в ванной на вкалывающую себе дозу девушку, я стал остро осознавать, что героиновая тусовка таится прямо рядом со мной. И, конечно же, первым был Реймонд.
У него была пугающая репутация, а его семья каким-то боком вовлечена в мексиканскую мафию, но в общем он относился ко мне хорошо. Пока однажды не наступил вечер в игорном заведении «Игл Бильярдз».
Реймонд и я играли в американку, когда он вдруг решил, что мы играем на «документы на машину», т. е. победивший получал их от проигравшего. В то время у него был форсированный Buick 1960 года, а у меня – потрепанный Mustang, так что у него на кону стоял больший куш, нежели чем у меня, но я также знал, что я никогда не уеду оттуда в его машине. Никто не мог одержать верх над Реймондом. Я собирался либо проиграть игру и потерять свой автомобиль, либо выиграть игру и подраться с ним. Я пытался отговориться. Ни в какую. Все, что я мог поделать, – это играть, приложив все усилия, в надежде на то, что торнадо унесет бильярдную до того, как закончится игра.
Я задерживал дыхание после каждого удара. Если бы мой автомобиль и моя жопа не стояли на кону, я бы заметил, как вокруг нас стала собираться толпа. Я был достаточно приличным игроком в «американку», но Реймонд тоже хорошо играл. У нас были равные шансы в игре, если бы не заранее придуманный не мной сценарий. На пустом столе оставалась одинокая восьмерка. Реймонд сделал удар кием, но промахнулся под общее «Ooooo!» толпы. После его удара шар встал под трудный угол. Мое сердце стало биться сильнее, мои руки задрожали, когда я отвел кий для удара. Реймонд впился в меня взглядом с другой стороны стола, пытаясь рассредоточить меня.