На мгновение мысли Мэрион вырвались из бороздок крутящейся в голове пластинки и обратились к ее прошлой жизни. Да, они все справлялись. Более-менее справлялись. «Я не давала ему никаких обещаний, – снова включилась упрямая запись. – Почему он решил, что у него есть какие-то права на меня? Хью не должен был нас знакомить, зная, что он за человек… и… и что за человек я сама. Да, он мне нравился. Разумеется, он мне нравился. Но он был таким требовательным… слишком требовательным. И все равно… – Запись, на мгновение принявшая мажорный тон, снова скатилась в минор. – Сама я бы как-нибудь справилась, как справлялась и раньше. Это было чистой воды невезение, что он застал меня с тем другим Гарри. До сих пор страшно вспомнить». На этом месте пластинку, как всегда, заело: Мэрион пришлось импровизировать, чтобы преодолеть эту болезненную лакуну без особых душевных потерь. Ее мысли умчались к другому Гарри и наполнились тихой нежностью: тот Гарри не стал бы устраивать сцену, уже потом он так мило ее утешал. «Просто все так неудачно сложилось, – возобновилась прерванная запись. – Я не хотела разбить ему сердце, сломать ему жизнь, или что еще я ему сделала, как он говорил».

А что именно он говорил? Что-то зловещее шевельнулось в мыслях Мэрион. Механизм вновь завертелся: доиграв до конца, запись включилась по новой. Нет, только не это! Она зажгла свет, вскочила с кровати и принялась перебирать стопку писем. И только когда прикоснулась к его письму, поняла, что знает его наизусть.

«Дорогая Мэрион!

После всего, что случилось, ты вряд ли захочешь видеть меня снова, и хотя я ужасно хочу тебя видеть, нам не стоит встречаться. Так будет лучше для нас обоих. Я понимаю, что это звучит как дешевая мелодрама, но ты испортила всю мою жизнь, ты что-то убила во мне. Я никогда не стремился к Правде ради правды, но я благодарен, что Случай дал мне возможность заглянуть за кулисы обмана. Вчера вечером у меня открылись глаза. Еще больше я благодарен тебе. Благодарен за то, что ты меня берегла и так долго скрывала правду. Ты отняла у меня почти все, но любопытство осталось: прежде чем я умру (или после того, как умру, это уже не так важно!), я хотел бы увидеть тебя без маски (извини за банальность), чтобы сравнить реальность с иллюзией, взлелеянной в моем сердце. Возможно, мы еще встретимся когда-нибудь. А пока что прощай.

Когда-то твой и в какой-то мере по-прежнему твой,

Генри Чичестер».

Взгляд Мэрион оторвался от письма и рассеянно скользнул по черной маске и домино, уже приготовленным для бала. Она не оценила иронии, создаваемой этими карнавальными аксессуарам, – она о них даже не думала. Она испытала невероятное облегчение, как всегда после прочтения письма Гарри. Когда она думала о письме, оно почему-то ее пугало, когда читала его, оно казалось уже не враждебным – наоборот, почти лестным: слова прощания от человека оскорбленного, разочарованного, но по-прежнему любящего. Она снова легла и мгновенно уснула.

В начале одиннадцатого джентльмены проследовали за дамами в «длинную» гостиную. Даже Джек Мэннинг, хозяин дома, с трудом узнавал комнату, откуда вынесли всю мебель, оставив лишь ряд позолоченных стульев у противоположной от окон стены. Пока что все шло замечательно: ужин, на котором присутствовали с полдюжины соседей, был поистине великолепным. Но теперь все до единого, включая хозяина и хозяйку, пребывали в легкой растерянности, не совсем понимая, что делать дальше. Время «Ч» приближалось, котильон должен начаться в одиннадцать и завершиться в полночь, после чего будут уже настоящие танцы без всяких забав, однако гости, едущие издалека, могут прибыть в любую минуту. Если те, кто уже будет в масках, до начала игры встретятся с теми, кто будет без масок, это испортит веселье, но как их разделить? Создавая иллюзию секретности, миссис Мэннинг заранее попросила гостей объявлять о своем прибытии у подножия лестницы и по возможности тихо, так чтобы их слышала только она. Зная, как ненадежны любые планы, она позаботилась о том, чтобы в гардеробной был запас «лишних» шелковых масок для тех гостей, которые (она это точно знала) наверняка позабудут захватить свою маску. Она думала, что учла все детали и обезопасила себя от досадных случайностей, но твердой уверенности у нее не было, и теперь, глядя на собравшихся в комнате гостей, которые украдкой поглядывали на часы или слишком уж оживленно беседовали друг с другом, она тоже прониклась всеобщим волнением.