1971 год, двадцатилетние парни, с битло-гривами, со здоровым юмором, аппетитом, либидо и нездоровым отношением к воинской службе, с хихоньками, да хахоньками, попадают на военную кафедру. Там им объясняют, что каждый вторник все они на восемь часов в армии. Что на военной кафедре нет факультетов, а есть циклы и все – товарищи. Однако, что те, у кого звезды на погонах не совсем товарищи тем, у кого их нет, понималось уже в процессе понимания стандартного армейского понятия – «от обеда до забора». Оказалось, что это не каламбур, а конкретная задача выполнимая только тогда, когда понимаешь, что товарищ – это совсем не друг, а что-то среднее между понятиями «отец» и «твою мать», а «Господь не на небе, а тут, в кабинете начальника кафедры» в лице генерала Замтарадзе!
Я мало подходил на роль временного солдата ни манерами, ни состоянием души. Стрижка под полубокс, зеленый галстук, всякие «смирно-вольно, здравье желаю, разрешите обратиться», в общем, рыбный день в личной жизни был не для меня! Так как в остальные дни недели волосы не отрастали, то я их, конечно, не стриг, конспекты по устройству радиоприемников и передатчиков не писал, так как все это мне было известно (радиокружок дворца пионеров, UF6KAF – ДОСААФа, да и год работы в НИИ радиотехником). Одним словом, что-то среднее между диссидентом и диверсантом. Учитывая непоседливый характер и большой школьный опыт можно было понять, в чей громоотвод била молния! Стричь меня пробовали. Полковник Березин как-то раз одолжился тремя рублями на стрижку, на которые я благополучно вместо занятий на кафедре сходил в кино, обещая полковнику вернуть деньги в стипендию. Березин-мировой мужик, махнул рукой, лишь попросил не попадаться на глаза генералу Замтарадзе, не поздоровится обоим!
Зная, что я на занятиях бездельничаю, полковник частенько вызывал меня в преподавательскую и у нас начинался неспешный диалог, который ритуально начинался его фразой: «А ты знаешь, что длинна волос обратно пропорционально количеству ума», на что у меня был стандартный аргумент в лице Эйнштейна, после чего диалог благополучно выруливал в просторы бытия. Мы прекрасно проводили время, но, чтобы со стороны это не особенно бросалось в глаза другим «товарищам» свободным от лекций, Березин частенько громко, с ухмылкой в глазах, оперировал фразами типа: «Вот где ты у меня сидишь?», «Тут тебе не балаган!», «Я следующий раз принесу ножницы и срежу твои лохмы», «Ты у меня договоришься, что я тебя выгоню с кафедры» и всем «товарищам со звездами» было понятно – мои дни сочтены! Так и катилось все «тихо и без пыли», пока не появился на сцене мой злой рок – капитан Терцвадзе.
Тут я немного поподробнее. Как-то заболел майор Колбасенко. Майор добродушнейший человек, на лекциях не рвал «гуски» ни себе, ни нам. В тот день майора заменил капитан Терцвадзе. Как на зло в тот день у меня разболелась голова и я решил отпроситься у капитана. Это была моя очень большая ошибка.
Когда я в коридоре подошел к Терцвадзе, небольшого роста капитану, с усами, как у таракана и попросил отпустить, то получил ответ:
– Обратись по форме!
– Товарищ капитан, студент Якунин, разрешите обратиться.
– Обратишься в аудитории.
Я побрел в аудиторию, когда капитан вошел, я к нему:
– Товарищ капитан разрешите…
– Прочту список, потом.
Я обреченно побрел к себе на последний ряд.
Каждое занятие кто-то был по аудитории дежурным, в тот раз дежурным был студент с грузинского сектора Герхелия, почти точная копия капитана. Капитан встал у кафедры, рядом Герхелия, по аудитории прокатился непонятный капитану хохоток. Выдержав паузу, Терцвадзе, не глядя на чистую доску, по инерции попросил дежурного убрать доску. Герхелия видя, что доска чистая, и не разбираясь в тонкостях русского языка приступил к выполнению задачи, но одному снять тяжеленую доску с крюков было сложно. Герхелия сначала спустил одну сторону доски. Капитан продолжает перекличку. В аудитории уже еле сдерживаются, смешок проскальзывает то тут, то там. Капитан принимает это на свой счет и упорно, краснея продолжает перекличку. Герхелия обратился к нему с просьбой о помощи, и все просто заржали. Капитан громогласно приказал: