Потом Рут выросла и покинула Фиджи. Она отправилась в Сидней, где ее двоюродные братья и сестры носили правильную одежду и пели правильные песни. Они обменивались дружескими шутками о ее фантастическом пламенном детстве. С тех пор Рут сознательно старалась жить обычной жизнью, подобно людям, которых она видела вокруг себя. Подобно тем, кто вырос там, где родился, среди себе подобных, и шел по своей веселой или печальной жизни в хорошо ему знакомом мире. Лишь однажды после приезда в Сидней к Рут вернулось ощущение чего-то необычного: когда маленький Филип тяжело болел плевритом. Четыре недели Филип лежал в постели с перебинтованной грудью. Жар, боль и сухой кашель, напоминавший шорох папируса. Тот период своей жизни Рут запомнила лучше других. Ощущение неотложности придавало значительность самым обычным вещам. К примеру, она до сих пор точно помнила, в каком порядке стояли книги на полке рядом с кроваткой Филипа. Его затрудненное дыхание напоминало игрушечный поезд, поднимающийся в гору. Она вспомнила об этом сейчас, под душем, удерживая равновесие на пластиковом табурете. Вспомнила о стоящих в ряд детских книжках. На кафеле в дýше она видела мордочки животных и человека на луне. Уже стемнело, ей удалось провести этот день. Пережить его. Прежде чем отправиться в постель, Рут затворила дверь в гостиную в качестве меры предосторожности против тигров.

Она проснулась сразу после трех и начала прислушиваться к звукам в гостиной. Кошки зашевелились, но снова погрузились в сон. Некоторое время она слушала, моргая в зернистой темноте, но сумела различить лишь необычный шум, щебет птиц и стрекот насекомых, как будто за окном было лето или, быть может, джунгли. Пару раз раздался тихий вой – возможно, тигра, но возможно, это храпели кошки. Во сне эти маленькие создания производили столько шума. Рут прислушивалась, не появится ли он, ее тигр, ее важный визитер, пока ее глаза не начали слипаться. Значит, он больше не придет, разочарованно подумала она и уснула.

На другое утро перед домом остановилось такси. Рут на цыпочках прошла в гостиную, чтобы посмотреть. Она была уверена, что это то же самое такси, что и вчера: желтый «холден» старой модели, со сверкающим кузовом и надписью на дверцах «Перевозки Янга», под которой значился номер телефона. Его стекла были затонированы в цвет, который Гарри назвал бы противозаконно темным. С пассажирской стороны машины появилась Фрида, небрежно, но решительно захлопнувшая дверцу, как будто так ее и надо было закрывать. Она была в сером пальто поверх белых брюк и в тех же серо-белых пляжных туфлях. Волосы свободными локонами обрамляли ее лицо, из-за чего она казалась моложе. Фрида сделала несколько шагов к машине Гарри, серебристому «мерседесу», стоявшему рядом с домом. Она с интересом потрогала заднее колесо ногой, вернулась к такси, наклонилась, слушая водителя через открытое окно, рассмеялась и постучала по сверкающей крыше автомобиля. Такси осторожно развернулось, словно боясь кого-то потревожить.

Рут пошла открыть дверь. И в это время зазвонил колокольчик. Старый дверной колокольчик, вызванивающий всего две ноты и, как казалось Рут, на самом деле говоривший «дин-дон».

– Вчера я не заметила колокольчика, – сказала Фрида.

Она улыбалась и казалась не такой высокой, как вчера. На согнутой руке висела сетка с апельсинами. Она слегка наклонилась, чтобы взять Рут за руки, как при первой встрече, и ухитрилась, не разжимая рук, пройти в коридор.

– А я-то вчера стучала как безумная. Неудивительно, что вы меня не слышали. Ведь вы привыкли к этому чудесному колокольчику. С добрым утром! С добрым утром! Я принесла апельсины.