– Как он? – поинтересовался Епишка и потыкал пальцем в ушную стенку, завешанную для уюта цветастыми рушниками.

– Сергей Иваныч? А никак. Сам виноват. Привык, гад, порядочных людей подставлять. Я, Епиход, скоро съезжать отсюда буду, мои уже достали. Какого хрена, говорят, здесь мучаемся? Ты его уже проучил? Проучил! А у нас жизнь проходит. Каждый день долбят. И они, ты знаешь, в чем-то правы. Правда, не пойму, в чем, но правы. Ну да, ладно. Надо идти на эти… – Манюськин задумался. – Как их, черт? Совсем из памяти выскочило. А, вспомнил! На компромиссы! Деньги на домик у меня теперь есть, ну а к Сергей Иванычу буду наведываться. Чтоб не забывал!.. Бизнесом займусь! – размечтался он – Пчел буду держать. Эх, и выгодное это дело, Ходя! Ты не представляешь! Хотя чего я тебе объясняю? Ты же знаешь, я ведь этим уже занимался, еще в те, застойные времена.

Епишка вспомнил, что у Манюськина действительно была в свое время пчела, причем одна, еле живая, и держал он ее в спичечном коробке.

– Помню, Манюша, твою дохлую пчелку, – не удержался Епиход от подковырки, хотя это он был в гостях у Манюськина, а не тот у него.

– Не надо завидовать, Епиход! Ты тоже сможешь содержать пчел, если конечно захочешь. Я тебе, если надо, помогу, можешь не сомневаться.

– А шефа нашего турнули, – снова завел свою песню Епишка.

Никак не удавалось ему сбить друга с оптимистической волны.

– Ну, ты… и зануда! Ну, турнули! Я что ли виноват?! Из-за тебя, зануды, так и получилось! Кто тебя просил бежать звонить? Неужели я бы с бабой не управился? – наконец взорвался Манюськин.

– Аккуратно она тебя в коврик запаковала. Технично! – парировал Епиход.

– Да я уже очухался, и выбираться стал потихонечку, как вы подвалили!

– Кормил бы ты где-нибудь рыб, Манюша! Или замуровали бы тебя в бетонный блок какой-нибудь новостройки. Скажи лучше спасибо боевым товарищам.

Манюськин не любил признавать поражения и сделал вид, что не слышит Епиходовых слов.

– Шеф – мужик с головой. Не пропадет! – Он поставил фотографию на полку.

– А это что? – удивился Епишка.

Рядом на полке аккуратно, на небольшой вышитой салфетке лежали две большие гайки.

– Это, корешок, память! О том, как мы с генералом проверяли этот… как его?.. Дискриминант!

– Ну и как?

– А никак! Обнаружили ошибку, и все дела!

В коридоре послышался стук о пол резинового наконечника клюшки Берданкина.

– Паразиты! Наделали! Сколько людей угробили?! Мощно один чудак пишет! Федора уже выгнали! А теперь и другие думают, куда тикать! Дело – труба! Это давно известно! – бушевал он.

Дверь в комнату распахнулась. Мог бы и постучать! Не к Прокопичу небось, к генералу пожаловал. Простота! Ведь даже в голову не придет! Мне было не до посетителей. Надо было продумать план завтрашней операции, еще не все было до конца ясно.

– Слушай! Ты это… Тьфу, черт! Опять забыл! – огорчился ветеран и строго посмотрел мне в глаза, требуя подсказки.

– Перхоть? – предположил я, памятуя, как он недавно костерил рекламу шампуня от перхоти.

– Перхоть?.. – задумался он. – При чем тут перхоть?! – раздражился он моей непонятливости. – А-а… – Лицо, выражавшее напряжение, неожиданно счастливо разгладилось, нужное всплыло. – У тебя завтра тяжелый день! – произнес он торжественно и немного печально. – Стропы парашюта подрезаны! Запасного тоже! Поэтому рухнешь камнем вниз, как пить дать!

– Откуда вы знаете? – неподдельно удивился я, так как сам получил эти сведения только минуту назад.

– Это, голубочек, всем известно, окромя тебя! – участливо покачал головой ветеран. – Я бы и сам пошел или вместе бы пошли, но рука и нога не действуют. Хужей нет, когда хочешь, а не можешь! Да тебе не понять… пока! Вот принес тебе форму! – Увидев мое недоумение, истолковал его по-своему: – Не думай! Чистейшая! Всю Цусиму в ней отстоял! А потом только раз во Вторую надевал. Отглажена, полный порядок! Китель и брюки. Жаль, бескозырку моль поела. Так жаль, что… не могу и сказать! – заплакал он, но быстро взял себя в руки, положил сверток на стол и приказал: – Примерь!