тебе была волной ребенку няней
собаке развивающей инстинкт маскулатурой
у той картины можно замереть на триста вдохов счастья неземного
собака море дочка и отец и неба купол
я написала для себя ее беречь в уютном сердце чувством новым
любовью нежной к дочери твоей хоть это глупо
я написала для тебя ее запомня неизбывность обстоятельств
ребенок оставляющий следы: и мой ребенок
за этим невозможно наблюдать не принося для каждой слезки jааtis2
на руки взяв – утешив не прижать в тебя влюбленной…
цветок редчайший
на подступах к земному бытию строкой небесна
жил-был итог и то как возмужал уже: бессмертью
я не считаю без тебя года слезой не лестна
я просто нанизала естество на жизни вертел
я существую на пороге дат травой ковыльей
я проросла и навевать могу тоску по счастью
сопротивляясь я мозолю глаз вчерашней былью
никто не вытоптал: в траве из трещин в рост
цветок редчайший
как дождь питает с облаков смотри благословенен
как выжигает солнечная ярь и время засух
чужой не тронул и не под ступни
в час вдохновений алеющей помадой лепестков
лежу на трассах…
двойняшки
я начинаю привыкать к судьбе я начинаю праздновать сегодня
свет новогодний перешел рубеж в моем зачатьи что то усмотрев
на полминуты заглянув к тебе остался на день для рожденья годен
как белоснежный аист в небе – пеш с отметиною алой на крыле
мы лентой перевязаны одной одной перепелёнуты простынкой
из ложечки накормлены в два рта подружкой аистиной Алконост
крещенные в купели ледяной в семи ветрах ни разу не простыли
между рождениями день прокоротав с одной отметки уходили в рост
я начинаю привыкать к судьбе я начинаю праздновать с полудня
приметами дарованной любви сегодня объявляя: родилась!
ах если б аист на чуть-чуть успел не заблудился в карусельных буднях —
щипнул двойняшкам из гнезда травин: тугую на запястье перевязь…
увидев сон о красном снегопаде
она кормила волка стоя к лесу
в глаза смотрел забыв про всё казалось
но острия зубов грозили болью
из одиноких он не знал любви
она кормила говорила место
в его глазах читала всем доволен
обманываясь что судьбу связала
не с братом волчьим что уйдет сдавив
она ждала лес никуда не делся
болели руки от его укусов
он тоже ждал лес никуда не делся
прогулочное место без волков
в ее ладонях поднималось тесто
все больше больше извращало вкусом
седея шкурой под рукой вертелся
пытаясь рассмотреть из-за боков
в один момент он выдал горе воем
увидев сон о красном снегопаде
она спала растрепанные пряди
измотана предчувствием: сбежит
а он лобаст понурой головою
не примирим с тоской и не всеяден
завыл на снег в следах кровавых пятен
забыв что волка ноги кормят если жив
пришла весна и погнала оленя
пришла весна и погнала лосиху
пришла весна и погнала косулю
и волка молодого по следам
зеленый лес в конце зимы – поленья
в печи дрова потрескивают тихо
он у двери она замки рисует
в тревожном ожидании седа
и кормит кормит! фарширует рыбу
хрустеть мослом ему не позволяя
в нелегкий час взывает к божьей власти
сжигая шкуру серую как день
а он лобаст понурой головою
перед огнем стареет волчьей пастью
взгляд по углам: куда бы сплюнуть кости
и тушку зайца незаметно деть…
в петроглифах тех веснушек
это так странно водой акведуков
полнятся плошка-ведро-корыто
детство в останках открыток мнится
кожа в петроглифах тех веснушек
как это странно тогда быть юным
в древнем году а сейчас иконится
свет монитора когда закрыты
лица представивших богу души
это так странно прожитое время мять
мять умещая в горошиной ставший мякиш
брякнешь ключами: и меньше оконных пятен
меньше… как странно
как будто без слез не взглянешь
наменянаменянаменя…
вагон дверной проем на стол кладу платок