от слез ослепнув вымерила холм ползущей тенью выросшей под вечер
оглохшая услышала мольбы разбойника с косматой бородой
распятых трое: одного жалеть другого меньше раз преступны речи?
о нет как сыну поднесла кувшин и напоила третьего водой
стопе опора материнских рук чтоб тяжесть не срывала сухожилий
дай Господи расплавиться земле до преисподней обнажи нутро!
когда все ищут блага для себя найти иных чтоб лишь любовью жили
возможно ли? взошедшего на крест от копий блики трижды ослепят…
ибо будет отвечено
не стреляйте в меня пока опрометчивой ланью лечу
фон не выбрав с опаской а вдруг пальнут
это джунгли людские не теплого дня чум
для оленя ручного к которому лбом льнуть
опустите прицелы дав стреноженный день начать
время лучшей охоты вседиктующий голод съест
воспеваю бессилие на минуту на миг на час
опрометчивой ланью успевая в спасающий лес
обреките покою в беспокойном прекраснее нет
в созерцаньи глубин натяжение фибр рвать
для вопроса зачем для вопроса зачем мне
нужно было родиться и не стоит совсем умирать
не стреляйте пока опрометчивой ланью лечу
разнотравье не вытоптав не коснувшись коры ртом
в милосердье обещанном не тревожит и фальшь чувств
ибо будет отвечено вопросившему Господу – кто…
моим века м
и куда бы не уходить когда бы и где бы не рвать дверей с петель
три заплечных котомки на горб один за тобой будут прошлое боль и тень
дав забытому прошлому себя забыть придавая забвению себя отпеть
отстрадается с криком ночной совы не в упрек настоящему одна лишь смерть
боль легко не отступится не мне проклясть полюбить не получится согнет в дугу
и куда бы не уходить когда бы и где бы судьбу не прясть
от нее не избавиться избывший лгун знай и тень не отвяжется замри – умри
не измучена тяжестью всегда легка и такая же спутница как эти три
вселюбовь окаянная моим века м
свечи мерцают
что ты просил к темным ликам святых обращен?
древний Афон монастырские стены и пропасть
всё для души и чего-то не более ещё:
правит триумфом духовного пострига кротость
сила любви предрешенной у смерти отнять
не для судьбы для обычаев тысячелетий
что ты просил опуская славянское ять
сделав беззвучным и горестный смысл междометий?
утренний воздух величие духа горы:
ты не паломник – просящие славы лишь гости
о не проси воспаленного эга – нарыв!
слава жестока измучит вопросом: что после?
свечи мерцают ничем не изъять тишины
плакали воском века до тебя – будут после
просьбы мирские извечного не лишены
хлеба с вином легкой ноше выносливый ослик
времени знать сколько надобы в лишней еде
крепок сосуд но не может вмещать безразмерно
сверх не проси ибо тут же пропустишь предел
дну не видать что же стало излишеством первым
в келье монашей смирения нравственный пыл
ради служения выси духовной – преимут
что ты просил? на дороге – не камень не пыль
тысячи ног уплотняли под мрамором глину…
следы
погружаюсь невольно в подсознание леса и эго
снегом падает снегом меланхолия музыки грез
сплин случившись всерьез отпустил на вторые полвека
по сугробам блуждать как следы твои ищущий пес…
когда тебе станет одиноко
стол черепаховый панцирь вместо четы табуретов
манго под цвет ротанга или наоборот
давят пласты пластинок граций Кордье портреты
чей-то неровный почерк в стаи собрал ворон:
«когда тебе станет одиноко посмотри на этого щеночка
может быть узнаешь в нем меня»
это почти интимность – выразив все во взгляде
пёсья вздыхает нежность драмой чужой любви
режет повязкой лобной венчик пигментных пятен
день обгорел на солнце Спасами на Крови
перечитала снова переставляя буквы
вырос во пса щеночек в холке заматерев
в том в чем уже признался стал высотою звука
долгим пронзая взглядом девочки интерес: