– Это нехороший знак, такой снегопад здесь случается только в самые плохие дни. Смотри в оба, Лилиан, – мистер Че напрягся.

Крепче сжав мою ладонь, свободной рукой он прикрывался от снега и вёл меня вперёд.

Мы ускорили шаг, пурга разгонялась быстрей и быстрей, буквально в считанные минуты закрыв впереди дальнейший путь. Мы шли на ощупь, медленно переставляя ноги, которые постоянно проваливались в сугробы. Становилось тяжело и непонятно идти. Нас спасали лишь изредка мерцающие огни обсерватории. Пробиваясь сквозь густую снежную тьму, они время от времени направляли нас. Я начинал думать, что снег засыплет нас, но уверенность и твёрдость шага мистера Че вселяла и в меня надежду. Мы продолжали идти вперёд, не останавливаясь. Вдруг я запнулся, выпустил его руку и упал. «Вот и всё!» – подумал я, когда вдруг увидел мерцающую трость мистера Че. Он подошёл ко мне, разгоняя ею летящий снег.

– Так, наверное, будет проще, – граф помог мне подняться.

Мистер Че не стал убирать трость, направив поток света вперёд. Он защищал нас, словно тонкий барьер, за который пурга больше не залетала. Идти стало намного проще, и совсем скоро мы разглядели обсерваторию, возникшую перед нами словно обелиск среди белого поля.

Я и мистер Че подошли к большой дубовой двери. Я уже не мог дождаться, когда мы попадём внутрь. Сильный снегопад и ветер мне порядком надоели. Я промёрз, и мне снова хотелось есть. Подбежав, я попробовал толкнуть дверь, но у меня ничего не вышло. Мистер Че подошел следом. Он погасил трость и спокойно постучал дверным молотком, сделанным в виде рыбки. В ответ рыбка будто ожила и недовольно булькнула, застучав своим металлическим хвостом.

– Иду, иду, – услышали мы за дверью нервный голос Сойи.

Наверное, так действовала на него пурга, решил я.

– О, это вы, входите, входите. Погода что-то совсем испортилась, – одетый в более тонкий халат и уже без колпака, он держал в руке длинную толстую свечу. В доме стояла кромешная тьма. – Из-за погоды, наверное, – он провёл вокруг себя рукой, – такое случается здесь крайне редко, но всё же иногда и мы остаемся без электричества. – Он подмигнул мне, – приходится по старинке, со свечками.

– Да, и вправду такое случается крайне редко. Только в самые ужасные дни для милигриммов, – начал мистер Че, – Сойя, что случилось с монетой, где она? – прямо спросил он, пристально посмотрев старцу в глаза.

– О, вы, наверное, устали и замерзли. А ещё, наверное, проголодались. Пойдёмте, я проведу вас в кухню, что-нибудь смастерим. Вещи можете бросить где-нибудь здесь, – он указал куда-то в темноту, снова проигнорировав вопрос мистера Че.

– Сойя, пустынная монета, где она? – повторил граф.

Но старец опять ничего ему ответил, продолжая лепетать о хозяйстве. Мистер Че напрягся ещё сильнее.

– Жаль, что сегодня миссис Пуппи ушла, она бы вам приготовила такие вкусные бутерброды с арахисовым маслом! Лилиан, ты любишь арахисовое масло? Что? А? Миссис Пуппи? Это моя домоусмотрительница, она помогает мне с хозяйством, приходит день через день, следит, чтобы я регулярно питался, говорит, что приёмы пищи пропускать вредно для здоровья. Милейшая женщина!

– Сойя! – повысил голос мистер Че.

– Донни, дорогой, ты чем-то взволнован? – он вздрогнул от восклицания графа, но мгновенно взял себя в руки.

Остановившись, Сойя посмотрел на него таким уставшим и отчаянным взглядом, что мне немного стало не по себе. Но он отмахнул грустные мысли и снова улыбнулся.

– Нам сюда, дорогие гости, – старец осветил нам проход в большую просторную кухню.

Комнату освещали зажжённые повсюду свечи. Несколько из них висело на стенах, некоторые стояли на длинном овальном столе, захламленном посудой и едой. Тут лежали грязные и чистые тарелки, кружки, салатницы, недоеденные куски мяса и сыра, начатые яблоки. Везде валялись крошки хлеба и косточки от съеденных фруктов. Казалось, что миссис Пуппи не навещала Сойю уже много дней.