– А как вам Даль? – осторожно вклинился кто-то в разговор. И тут же переключились с заграничных звезд на наших, яростно и горячечно, а задавший вопрос слушал в стороне, вертя в ладони сигаретку. В другое ухо Артёму всё лились какие-то «туманы моей души ты разбередил», и он сдался и позорно бежал от коктейлей:

– Можно у вас, сударь, сигаретку стрельнуть?

– Пожалуйте, – протянул ему новый знакомец. – Спички?

– Благодарствую. Как вам вечер поэзии?

– А! Это была поэзия?

– Почему была, есть… Вон, слышите, «вина испивших лоз».

– Лозы пить нельзя, – очень серьёзно уточнил его собеседник. – Может, роз?

– Розы из вина?

– Почему нет? Поэзия! Потом, сударь, возможно мы всё неправильно понимаем…

– Так-так?..

– Смотрите, – всё так же серьёзно продолжил собеседник, – это не вино, а вина.

– И она обвиняет лозы?

– Или тех, кто их пил. Впрочем, возможно всё же розы.

– Или грёзы.

– Мимозы.

– Фруктозы.

Они переглянулись и засмеялись.

– Артём.

– Ричард.

– Ого!

– Да, – вздохнул новый знакомый, – именно так.

– Ну всё не Екфрасий.

– Скажите мне, что вы это только что придумали.

– Нет, со мной учился в гимназии. Бил цветочные горшки.

– Могу его понять.

Снова засмеялись. Артём заметил, что Ричард тоже не пьёт: стакан у него оставался почти полным.

– Экзамен?

– А? – и Артём кивнул на стакан:

– Не пьете.

– Так и вы, – парировал тот.

– У меня, брат, сессия, – хмыкнул Артём, – экономическая география послезавтра. Уровень добычи руды, угольные месторождения.

– О! – с уважением посмотрел на него Ричард. – Нет, я.. – он замялся.

Артём перебрал в уме варианты, но тот продолжил сам:

– Я ещё гимназист. Знаю – последнее дело тут быть.

– Полно! – засмеялся Артём. – Я вот и не понял, выглядите на чистый второй курс. Сейчас можно носить такие стрижки?

– Нельзя, – признался Ричард. Артём с любопытством разглядывал гимназиста: как это он промахнулся? Впрочем, Ричард был высокого роста, стрижка у него была студенческая, лицо – серьёзным, вполне тянет на старательного младшекурсника. К тому же если он и смущался, то не подавал виду, курил привычным жестом и не напивался всем доступным спиртным, как свойственно дорвавшимся до свободы школярам.

Ричард поймал его взгляд:

– Я вас разочаровал? Вы, наверное, старший курс?

– Выпускной, – кивнул Артём, – но нет, не разочаровали. Рифмованные причитания – пожалуй да. Я здесь за компанию, – он оглянулся и попытался найти взглядом Романа, но в толкотне сходу не увидел и оставил попытки. – А вы?

– Тоже, – пожал плечами Ричард. – Одноклассники затащили – вон они, жмутся к барышням.

– Что ж вы не жметесь? Считаете себя выше них? – не удержался Артём. Но Ричард, казалось, задумался, затем ответил:

– Возможно, что и так. Не хочется вот так… в нетрезвом виде… Не знаю, – смешался он и неожиданно взглянул Артёму в глаза, – возможно, я старомоден, или смешон, или просто не умею общаться. Наверное. Простите.

– Да, – сказал Артём, кивая. – В смысле – я тоже.

– Но иначе, наверное, всё упустишь? – сейчас сомнения на лице Ричарда выдали возраст; впрочем, Артём всё ещё мог подписаться под всем им сказанным. Он покачал головой:

– Думаю, не стоит. Вы знаете, – неуверенность собеседника внезапно вдохновила Артёма, – мне кажется, что есть в мире два типа людей: одни вот такие, которым это подходит и не вызывает неловкости или ощущения собственной глупости, или брезгливости. А вторые – вторые такие, знаете, недобитые романтики, которым хочется, чтобы был какой-то сердечный жар, чувства, трепет, ну или хоть – понимаете – вы смотрите, как она идет мимо – и на вас вообще не смотрит! Пусть! И вы тоже, а потом вы расходитесь, и вы идете прямо и так и тянет оглянуться, взглянуть ещё раз, и при этом хочется, чтобы она оглянулась и вы бы встретились взглядами, но и не хочется, ведь это будет неловкость и глупость, и вот вы, как дурак, идете, не то оглядываетесь, не то не оглядываетесь, как кот Шредингера, чувствуете себя идиотом и при этом идиотом счастливым, вот так, вот так, мне кажется, должно быть, – закончил он, допил остатки коктейля и добавил, – если я сейчас несу полную чушь, так это по пьяни, так и знайте. В трезвом виде я далеко не настолько романтичен.