Андрей подбоченился, топнул ногой, передразнивая СвЕтланку:

Круглолицый, чернобровый,

Молодеческая стать.

Ты спроси его, подружка,

Может ли топор держать?

Думал, со стыда под землю провалюсь. Хорошо – пол деревянный.

– Андрюшка, – вытирала уголком фартука слёзы смеха Фёкла, девчонки, они такие: любят наставлять будущих мужей на путь истинный. Не обидно, но прямо в глаз. Ох, уморил, ей-Богу! Пойдём, творожку со сметанкой поешь – самый полезный завтрак. А потом за работу, пока прохладно. Лето началось дюже жаркое. Тебе к какому часу велено прийти?

– К девяти.

– Успеешь. А с лучинками вечерком потренируешься. В этом деле спешка не нужна, неровен час пальцы на земле лежать останутся.

Уже сидя за столом, не донеся ложку до рта, Андрей замер и прислушался.

– Что случилось, внучек? – Феклинья Яковлевна наливала в мисочку сметану.

– Ты ничего не слышишь?

– Ничего… Скребётся кто, что ли?

– Плачет… Так тихонько плачет… У меня что, глюки?

– Кто ж плакать-то может?

– Я уже не знаю, что и думать, бабушка… во, во! Это оттуда плач доносится, – показал пальцем Андрей на печь, возле которой лежала большая меховая рукавица. Этой рукавицей бабушка закрывала и открывала печную дверцу.

– А-а-а, – протянула Феклинья Яковлевна, – так это Игоша, он в рукавице живёт. Ты его своим криком напугал до полусмерти, вот он и рыдает!

– Бабушка!!! Может, у тебя и Домовой живёт?!

– Конечно. У меня семья домовых, а ещё Дворовый.

– Так, – положил ложку Андрей, – за два дня моей голове не вместить всех сказочных существ! Пойду на огород осмысливать.

Он уже вышел за порог, и только голова ещё застряла между косяком и дверью.

– Ну, скажи ты мне, непосвящённому, кто такой Игоша!?

– Хи! – засияла улыбкой бабушка Фёкла. – Это мой маленький помощник – кругленький, как клубочек шерсти, без ручек, без ножек, только ушки большие. Он катается по полу, крошки собирает, в рукавичку уносит и там лакомится. Очень нервный и плаксивый, но полезный.

– Ты сама-то его видела?

– Не видела.

– Ну, конечно, – кивнул Андрей и закрыл дверь.

*

В начале девятого Андрей плескался у рокомойника, баба Фёкла стояла рядом, держала полотенце в цветную полосочку. Повесив мокрое полотенце на верёвку сушиться, она зашла в дом и ахнула: тот стоял у зеркала в футболке и шортах.

– Ты чего удумал, а? Ты собрался ехать в трусах?

– Это не трусы, это шорты.

– Всё, что выше колен – трусы. Тебя в общине поднимут на смех, а детишки будут кидать камнями.

– А что делать? Джинсы грязноваты.

– Что делать?.. Что делать… У меня в сундуке белые отцовы кальсоны залежались. Вязочки отрезать, так, может, сойдут за славянские штаны?

– Бабушка!!! Кальсоны они и есть кальсоны, даже, если вязочки отрезать. Я представляю: городской пижон в кальсонах по общине дефилирует! Чтобы стать предметом насмешек для девчат??? Ну, уж нет, в джинсах поеду – может они… запылились в дороге… Всё, я побежал!

– Стой, мелочь пузатая! Котомочку возьми. Творожок, яички варёные, хлеб и бутылку молока я тебе приготовила.

– Спасибо, моя родная. И когда ты всё успеваешь?

Андрей поместил в ладони бабушкины морщинистые щёчки, расцеловал и, подхватив рюкзачок, умчался. Уже со двора до прослезившейся Фёклы донёсся крик:

– Не скучай! Обещаю: последующие два дня дома буду, никуда не пойду!..

Когда Андрей подошёл к избе кузнеца, Буланый уже был запряжён в дрожки, а на облучке восседал Неждан.

– Запрыгивай. Поехали за Жрецом.

– Доброе утро, – поздоровался Андрей.

– Здрав будь, – отозвался друг. – Я уж думал, не придёшь. Ещё минут десять, и ты бы нас не застал.

– Да штаны меня задержали… Куда садиться?