Мальчики упали на пол от страха, потому что перед дверьми клетки показались ноги одноглазого чудовища.

Подросток с палкой ухмыльнулся и жестом показал, что нужно лечь на пол и закрыть глаза.

Последняя фраза издателя потрясла Крамора не меньше, чем задержание на митинге. Он впал в ступор и какое- то время не мог пошевелиться. Затем стал медленно отходить от очередного за день шока.

Окончательно пришел в себя, когда открылась кормушка и подали чашку каши, кусок хлеба и чай в помятой алюминиевой кружке.

– Помоешь и вернешь посуду, – сказал охранник.

Крамор выпил чай, съел хлеб, а кашу выбросил в унитаз, потом помыл под краником посуду, вытер руки носовым платком и сел на нары, обдумывая не столько предложение издателя, сколько финал разговора.

Так он думал до того момента, пока снова не открылась кормушка и охранник не произнес:

– Отбой, – а потом пояснил, – можно лечь…

Утро следующего дня началось с того, что его вывели сначала на прогулку, а потом поместили в бокс, где невозможно было сесть и приходилось только стоять. Правда, там он пробыл недолго, минут через пятнадцать посадили в автозак, где находилось пять вчерашних задержанных. Среди них был и парень в желтой куртке, с которым он сидел рядом в омоновском автобусе.

Парень сразу же протянул руку и представился:

– Алесь.

– Крамор, – ответил он.

– Тот самый? – удивился парень.

– Что значит – тот самый?

– Значит, что тот самый Крамор с нами.

– С кем это с вами?

– С правильными пацанами, – не то в шутку, не то всерьез вставил свои пять копеек в разговор мужик, сидевший на лавочке рядом с Крамором.

Автобус тронулся, и все в салоне покачнулись.

– Куда нас? – спросил Крамор.

– В суд, – на правах старожила ответил парень.

– А я вот расскажу быль, – сказал еще один задержанный, – она вызвана выражением «тот самый».

Это был пожилой мужчина с академической бородкой. Правда, за минувшие сутки он зарос щетиной и не выглядел академиком, который следит за своим внешним видом.

– Он историк, – пояснил Крамору Алесь, – и набит фактами…

– Так вот, – продолжил историк, – в советские времена главный редактор «Известий» работал над какой-то статьей. Было далеко за полночь, он так увлекся, что весьма раздраженно отреагировал на телефонный звонок, раздавшийся среди ночи.

В негодовании он не просто снял, сорвал трубку и только открыл рот, чтобы отбрить наглеца, посмевшего побеспокоить ночью, как из трубки раздался голос:

– Это Сталин говорит…

Еще не вполне осмыслив сказанное, редактор, словно спущенный курок, уже не мог остановиться.

– Какой такой Сталин? – заорал он.

– Тот самый, тот самый, – тихо ответил голос, и в трубке послышались частые гудки.

– И что было потом? – спросил его сосед.

– После этого он много дней ждал продолжения разговора, но так и не дождался.

– Поседел, наверное, за это время? – уточнил сосед.

– Он поседел в ту же ночь, – подтвердил историк.

– А давайте предположим, о чем думал главный редактор, после того как вождь не стал с ним разговаривать? – заметил сосед.

– Наверное, подумал, что надо как-то разъяснить ситуацию… – произнес Алесь.

– Вы плохо знаете историю, – сказал историк, – не ощущаете накала страстей того времени. Чтобы все это понять, расскажу про один случай. Он произошел с известным белорусским писателем, который после войны учился в Литинституте. Правда, принят был как партизан условно…

– То есть кандидатом? – спросил Алесь.

– Нет, что вы, его приняли именно условно, потому что не имел среднего образования и параллельно учился в одной из вечерних школ Москвы. А руководителем семинара у него был литературный критик и специалист по творчеству Гоголя. И вот однажды ИМЛИ