– Я закурю?

– Ради бога.

Азеф достал из другого кармана зажигалку, прикурил папиросу, спрятал пачку обратно в карман и наконец задал волнующий его вопрос:

– И чем же, позвольте узнать, я так навредил России вообще и грядущей революции в частности?

– Извольте, – с расстановкой ответил незнакомец, – извольте. Вы целиком и полностью дискредитируете ту организацию, кою возглавляете. Самую могущественную оппозиционную силу России между прочим.

– Откуда вы знаете, что я возглавляю?

– От верблюда. От каракумского двугорбого верблюда – устраивает вас такой источник информации?

– Ну не хотите говорить, ваше дело… и чем же я ее так дискредитирую?

– А то вы сами не знаете… вы же полицейский осведомитель с десятилетним стажем. Сидеть между двух стульев чревато, знаете ли, чревато для ягодиц и для простаты. Короче, оревуар, Евно Фишелевич, до встречи на небесах, – сказал он и поднял руку с револьвером. Грохнул выстрел, Азеф упал на пол. Незнакомец проверил у него пульс, потом посадил на третий стул, стянул штаны, проверил внутренние карманы, взял себе им же написанное недавно письмецо и отошел к двери, посмотрев издали на натюрморт из трех мертвецов.

И уж совсем напоследок он тщательно протер все металлические части своих револьверов, а затем вложил один в правую руку Гапона, а второй в левую руку Азефа, револьвер же Азефа он поднял из темного угла и положил себе в карман, после чего сказал себе под нос: «все отлично, финал трагедии почти как у Вильяма Шекспира получился, а я удаляюсь со сцены».

– Извините, ребята, – на прощание бросил в воздух неизвестный, который, сняв наконец платок, оказался предпринимателем Иваном Александровичем Носовым, – личного у меня ничего к вам нет, чисто интересы бизнеса, в смысле общественного развития России… вы в этом развитии совершенно лишние люди, рудименты, как этот… аппендикс или этот… придаток хвоста у приматов, так что я просто провел хирургическую операцию по удалению вас с политической сцены… далее двигаемся в светлое, надеюсь, будущее без вас.

И Носов вышел на морозный дворик, не забыв протереть за собой ручки дверей как изнутри, так и снаружи – хотя дактилоскопия и находится сейчас в зачаточном состоянии, осторожность, граждане, не помешает… равно как и конспирация. Не забыть бы с Алмазовым связаться, это последнее, что он подумал, прежде чем растворить настежь зеленую калитку и самому раствориться в предрассветной тьме.

4 февраля 1905 года, Москва, Красная площадь

Носов подъехал к Спасской башне примерно к двум часам дня, на козлах у него сидел тот самый жучок Алмазов. Да, как раз два часа – куранты начали отзванивать «Коль славен наш господь в Сионе». Надо же, заметил он себе под нос, почти как у нас, очень похоже на «Славься, славься». Далее Носов указал Алмазову, где дожидаться его возвращения (вон там, справа от входа ближе к Никольской башне, есть местечко), сказал, что вернется скоро и возможно не один, так что дождись непременно, а не то на дне морском найду и в морской узел завяжу. Алмазов согласно кивнул головой – Носов его деньгами не обижал, вот и за сегодняшнее дело пообещал аж пару червонцев, ну если оно удачно закончится, почему бы и не помочь хорошему и щедрому господину?

А Носов тем временем вздохнул, перекрестился на всякий случай на Покровский собор и медленно вошел на территорию Кремля через ворота Никольской башни. Никто его не остановил и не проверил, ну и беспечно же вы тут живете на заре своего 20 века, мысленно заметил он, ни тебе охраны, ни тебе рамок металлоискателей, ни пропусков даже не придумали, хотя, казалось бы что может быть проще пропускной системы?