Со мной Дмитрий общался более сдержанно в части отрицательных эмоций, чем с другими, но из-за малейшей моей ошибки сильно злился. Через некоторое время я поняла, что другим он дает право быть глупее, чем ему хочется, но только не мне. В его глазах не было ничего хуже ошибки, то есть того, что человек не обдумал или не заметил, хоть и должен был это сделать.

Дмитрий резко преображался, можно сказать, менялся на свою диаметральную противоположность, когда мы собирались на наших корпоративных праздниках, не было человека более компанейского и более веселого, чем он. Дмитрий с готовностью принимал роль тамады и прекрасно с ней справлялся. Речь не шла, конечно, о мероприятиях с участием нашего генерального директора – в таких случаях он неотступно соблюдал субординацию и высказывался только тогда, когда ему предоставляли слово. Все признавали широкую эрудицию Дмитрия, а по чувству юмора ему просто не было равных. Вместе с тем, у него были темы, на которые он садился, словно на любимого конька и зацикливался. Например, сообщал окружающим обо всех известных в истории случаях многоженства среди правителей древнего мира и раннего средневековья, в том числе среди правителей христианских государств. Не вызывало сомнений, что Дмитрий относился к идее многоженства, да еще при наличии неограниченного количества наложниц, как к прекраснейшей из всех известных форм брака. В общении с женщинами Дмитрий был всегда учтив, старался понравиться, но при этом был совершенно неуловим для тех, кто положил на него глаз и хотел приручить. Что важно, на семейной жизни Дмитрия его многочисленные внебрачные связи не отражались. Он действительно любил жену, обожал сына и держал эту часть своей жизни вне досягаемости для сиюминутных поверхностных увлечений. Что при этом должны были чувствовать его подруги, было известно только им одним. Как мне казалось, он влюблялся всерьез раза два, но по его собственному последующему признанию, желание соединить свою жизнь с другой женщиной иссякало к концу второй недели. Он даже специально засекал, сколько времени его чувства находятся на пике, и с какого дня начинается понижение. Мне казалось, что его эмоции к противоположному полу ближе всего находились к сфере вкусовых ощущений – он словно гурман ел и пил от взаимоотношений с понравившимися ему женщинами, смаковал эти эмоции, обсасывал их и… выплевывал. Впрочем, это касалось его интимных отношений, во многом другом Дмитрий не любил бросать своих бывших пассий. Он устраивал их на хорошую работу, помогал в трудных жизненных ситуациях конкретными действиями и деньгами.

У нас с Дмитрием были иного рода отношения. Поскольку мы давно знали друг друга, и он хорошо знал моего мужа, то в голову ему не приходило меня обхаживать. Дмитрий относился ко мне с неподдельной теплотой, и за время совместной работы у меня возникло чувство локтя и уверенность, что если на кого я могу положиться в полной мере, то только на него.

Как Дмитрий сам неоднократно признавался, моя поддержка в сложных ситуациях по работе и активная помощь в его начинаниях были очень важны для него. Мы с ним часто вместе ходили обедать, что давало возможность поговорить на любые темы, часто не связанные с работой. Никто из сотрудников отдела к нам не присоединялся. Видимо, ребята воспринимали наше общение во время обеденного перерыва как сеанс психотерапии для Дмитрия. Надо сказать, что и мое, порой накапливающееся на Дмитрия раздражение, растворялось в час нашего спокойного общения за едой. Именно в такие моменты случалось, что Дмитрий рассказывал мне что-то о своей личной жизни, но всегда только об отдаленных по времени событиях и никогда о том, что он испытывает сейчас. Дмитрий говорил со мной на эти темы очень откровенно, с неожиданной для его обычной манеры общения искренностью. Он не стремился что-либо приукрасить, не боялся себя обругать или показаться недостойным в моих глазах. Он рассказывал свои жизненные истории так, как будто я была его младшей сестрой, а он, абсолютно веря в мою преданность, одновременно и исповедовался и учил меня жизни.