Нина просто запуталась Марина Копытина

***

Все самое захватывающее, что бывает во вселенной, начинается так: ты идешь по улице, погруженный в свои мысли. Или едешь в автобусе. Или стоишь у кассы в супермаркете. Перед тобой монотонно меняются виды, проносятся чьи-то голоса, ты касаешься разных людей. Все, что ты делаешь и о чем думаешь, все, что происходит вокруг изо дня в день, настойчиво шумит, утомляя систему чувств. И только находясь в этом состоянии ментальной усталости, когда вот-вот заболит голова, можно поймать искру настоящей эмоции. Какая-то мелочь, которая случайно попала в зону внимания, пронзает насквозь, удивляет и полностью меняет состояние души.

Подобное чувство можно испытать, если наблюдать за пылинками в солнечном луче: они падают, как в замедленной съемке, убегают от сквозняка. И когда ты уже погружен в это медитативное созерцание, одна блестка, заблудшая сюда из другого, не пылинного, мира, дерзко сверкает прямо перед твоим носом.

И вот, тощий студент сидит на полу с блаженным выражением лица. Разглядывая пылинки, он думает не о том, что в комнате пора прибраться, и не о проваленном экзамене, из-за которого не спал всю ночь. Даже голодный желудок перестал урчать. Он думает о симпатичной соседке в искрящемся платье, которая чуть не сбила его с ног в лифте полчаса назад. Любви с первого взгляда не бывает, но бывает любовь с одной случайной блестки.

1.

Фигура Ника Кейва в свете прожекторов была похожа на огромного черного богомола. Такая же худая, длинноногая, со сложенными на микрофонной стойке руками. Зрители, в большинстве своем девушки, визжали и тянулись к его ступням, когда он присел на край сцены. Первые аккорды на фортепиано, и его бархатный низкий голос начал убаюкивать взорвавшуюся аплодисментами толпу. “Люди вовсе не добрые,” – пел он, не подозревая, что пророчит истину. Кто-то крикнул, что любит его, и он ответил взаимностью. Отрицая присутствие охранников, он протянул руки к рыжеволосой девушке, вырвавшейся из общей массы, и коснулся ее щеки. Коренастый мужчина в черной форме тут же выставил ее за ограждение, где ее поглотила толпа таких же симпатичных нимф.

– А теперь, впустите любовь! – сказал он и начал танцевать. Его движения были импульсивными и энергичными, как будто это было в последний раз.

Концертное агентство Музеон гордилось тем, что было первой в мире компанией, закупившей новейшее оборудование – автоматическую сборную сцену ХэллТек. Стропила, на которых держался каскад софитов, комплекс колонок и мониторов, устанавливались нажатием пары кнопок. Вся эта конструкция была связана между собой тончайшим и прочным железным тросом, который был своеобразным конвейером: на него, будто вагоны поезда, погружались все осветительные и звуковые приборы.

Все, что требовалось от рабочих – нажать кнопку “сборка”: стропила разворачивались, скреплялись и вставали буквой П. После этого оставалось только выставить оборудование на конвейер и нажать “пуск”: трос приходил в движение и тянул за собой на стропила все, что было на нем закреплено. Это было полезным изобретением, потому что клуб, в котором выступал Ник, в другие дни был просто местом для дискотеки, и всю технику можно было компактно хранить на складе. К тому же, для установки такой сцены можно было задействовать всего лишь одного рабочего. Экономия была очевидна, и в ближайшем будущем это приобретение должно было окупить себя. “Быть первыми во всем” – вот девиз компании Музеон.

Никто не понял как это произошло. По залу волной прокатилось несколько звуков, как будто это говорил единый организм – гигантский многорукий монстр: он сначала издал недоуменное “Ооо”, потом устрашающее “Ааа”, а затем пустил петухов и перестал владеть своими голосовыми связками. В зале началась паника.

На звуке “о” сверху начали падать вагоны железного поезда – колонки и прожектора. Металиический трос, как в замедленной съемке, спускал их в центр, прямо на голову Ника. На звуке “а” трос кровожадной змеей обмотался вокруг шеи музыканта. Последней его эмоцией было недоумение. Какой-то добрый рабочий, который следил за всем со стропил сверху, мгновенно очутился у пульта управления и судорожно жал кнопку, поднимающую трос. На месте шеи образовалась зияющая рана, и голос многорукого монстра сорвался. Удивленная голова оторвалась, полетела в зал, и в тот же миг упала к ногам красивой девушки, забрызгав кровью ее бледной лицо и изумрудное платье. Толпа расступилась, освобождая ей место. Теперь он навсегда твой, детка.

2.

Нина разглядывала белые бороздки на потолке и улыбалась.

– Он тебя найдет.

– Я знаю, – ответила она.

Кисти рук сжимались и разжимались. Она несколько раз порывалась встать – один раз нога даже наполовину свесилась с кровати – но каждый раз передумывала.

– Знаешь, пусть меня накажут. Но это было прекрасно.

– Ага. Что из того, что ты сделала?

– Как раз то, чего я не сделала. Прерванная любовь – прекрасна, – она длинно улыбнулась, слишком глупо и беспечно. Она называла такую улыбку олигофренической, и не позволяла себе так забываться. Хотя в компании Эдди можно было делать что угодно, – Что-то жарко.

Она подошла к окну и подергала ручку. На противоположной стороне улицы стояла толпа из трехсот школьников и учителей – без портфелей, без курток. Пожарная тревога.

Нина снова легла на кровать.

– Как думаешь, кем меня можно назвать? Эмоциональный маньяк? – она протянула руки в потолку.

– Эмоциональный наркоман.

– Пожалуй, – она пожала плечами, – Нет, все-таки, жарко.

Она встала и повернула ручку окна против часовой стрелки. На противоположной стороне улицы уже никого не было.

– Нина, ты ничего не замечаешь за собой?

– Ты о чем?

– Уже стемнело.

– Не пойму о чем ты.

– Ты в депрессии.

– Не правда.

– Ты уже четыре часа ходишь по комнате, ничего не делая. И это происходит очень часто.

– Я работаю. Я много работаю. Это нормально – для работающего человека – погружаться в свои мысли и думать, не замечая как летит время.

– Нет, это признак болезни.

– Ладно. Знаешь с каких пор я в депрессии и почему?

– Знаю.

– Тогда не говори глупостей.

– Я бы советовал тебе обратиться к психологу.

– Тебе стоило посоветовать это раньше, лет пятнадцать назад.

Он подошел к ней и обнял. Нина заплакала.

– Мне некуда больше идти, Эдди. Что если это все не правда?

– Ты не веришь в меня?

– Верю. Но что если мой отец действительно болел? Что если у меня шизофрения?

– Ты же знаешь, что это не так.

– Я могу закончить так же как он.

– Не можешь. Ты уже не такая как он.

– Он был беспомощным и одиноким.

– Нет, у него была ты.

Нина посмотрела на часы: без четверти три. За окном начинало светлеть.

– Этот полицейский – довольно симпатичный.

– Хотел бы я на него посмотреть.

– Прости, что заставляю тебя ревновать.

– Ничего страшного. Но мы ходим по тонкому льду, ты должна это учитывать.

Нина детально помнила свою встречу с молодым офицером в форме. Почему-то она была уверена, что они встретятся еще не раз. Он ей очень понравился.

Но было кое что, о чем она забыла, и эта мысль, как надоедливый комар, жужжала в голове, не давая возможности себя поймать.

3.

Неделю назад Нина стояла около концертного клуба и наблюдала, как из здания выводят людей: молодые мужчины были озадачены, а женщины, почти все, рыдали. Она курила пятую сигарету и пыталась понять, изменилась ли она сама за последние полчаса. К ней подошел молодой человек в полицейской форме и попросил закурить. Она равнодушно протянула всю пачку.

– Ужасно, не правда ли? – сказал полицейский

– Что именно?

– То, что случилось. А вы разве не с концерта этого… Кейва?

– Нет, я просто курю. Концерт отменили?

– То есть вы не в курсе?

– В курсе чего? Я вижу много плачущих девушек. Он настолько плохо пел? – она ехидно улыбнулась.

– Ну вообще… жуткая история. Слава богу, что вы не видели. Ему отрезало голову.

– То есть он умер?

– Как думаете, сколько живет человек без головы?

– Да, действительно. Как это случилось?

– Эти новые технологии… В погоне за деньгами никто не заботится о безопасности.

– То есть?

– Там была установлена автоматическая сцена. Виновата, скорее всего, концертная компания. Стропила не выдержали и под весом всяких навороченных штук и начали сами собой собираться.

– А голова-то тут причем?

– Там был металлический трос.

– Ой… Как жаль. Подождите минутку.

Нина подошла к урне, и ее стошнило. Да, новое чувство, это точно.

– Извините, – сказала она, доставая салфетку из сумочки.

– Вы так отреагировали… Не стоило говорить вам. Все хорошо? – он внимательно посмотрел ей прямо в глаза.

Гул разочарованных поклонников, шум машин, плохие новости. И вдруг, среди этого всего – его озабоченный вид и красивое лицо.

– Нет, все хорошо.

– Хотите открою секрет?

– Да, – она улыбнулась.

– Это похоже на несчастный случай, но эта случайность слишком роковая. Я не верю в это. Мне кажется, кто-то хотел его смерти.

Нина ничего на это не ответила. Они постояли молча несколько минут, пока полицейский докурил. Когда, он уже собрался уходить, она сказала:

– А знаете, я его любила. Очень.

– Правда?

– Да.

– И почему вас не было на концерте?

– Не захотела, – Нина пожала плечами.

– Это очень странно. А, может, это вы головорез, которого мы ищем?

– Ну допустим. И что тогда?

– Мне придется вас наказать, – Он подмигнул ей, – Возможно, арестовать. Посадить в камеру.